Внезапно с дальней части площадки на меня бросается бирюзовая гадюка с желтыми глазами. Ее чешуйчатое туловище обвивается вокруг моей шеи и волос, выбившихся из хвоста.
Змея еще не сжимает кольца, но у меня все равно появляется ощущение, что меня душит садовый шланг.
Нет. Не могу. Хватит.
Вторая гадюка, лимонного оттенка, уже окольцовывает мое запястье, но я сосредотачиваюсь на первой. Хочу ее содрать, впиваясь ногтями так, что грязь под ними смешивается – я уверена – с холодной змеиной кровью. Рептилия корчится, щелкает зубами в опасной близости от моего уха… и обмякает.
Подобный ход оказывается одновременно и лучшим, и худшим.
Когда гадюка умирает, остальные заходятся настолько громким шипением, что оно напоминает мне яростный крик. Может, мой акт самообороны дал их коллективному сознанию сигнал о нападении? Рептилии набрасываются на мое тело с удвоенной силой, злобные и трепещущие, а те, что уже успели обвиться, сдавливают меня в тисках.
Пульс ускоряется, неизменно напоминая, что я жива… пусть и совсем ненадолго.
Впрочем, я могу дышать. И теперь я не сомневаюсь, что змеи – очередной элемент защиты.
Да, я уверена, что все происходит лишь у меня в голове, но боль и страх почему-то не исчезают.
«Разум сильнее, Иден, – представляю я, как меня наставляет Лонан. – Сбрось их с себя».
Сдираю змей – по очереди – со своих конечностей, с торса. Хватаю их, крепко-крепко стискиваю и отшвыриваю как можно дальше. На краю площадки расположен невидимый барьер: когда я пытаюсь забросить тварей в воду, они во что-то врезаются и сползают обратно на каменный пол.
Когда мне остается преодолеть четверть пути, гадюки начинают меня кусать.
Челюсти вонзаются в мою плоть, но я не вижу ни крови, ни отметин от клыков. Яд разъедает вены кислотой, огнем, но тело продолжает мне подчиняться. Змеи убивают меня снова и снова. Но я до сих пор жива.
И я сражаюсь. У парадного входа тоже расположен барьер.
Как только я пересекаю его, то сбрасываю свою змеиную шкуру. Рептилии шмякаются вниз. Теперь они лежат на полу грудой колец. Я тоже падаю на пол.
Я добралась до логова, но пережила свой худший кошмар. Сегодняшний день был невероятно долгим, я умираю от голода и не могу сделать и шага. Мне нужно хотя бы отдышаться.
Упав на холодную белую плитку, собранную из крошечных шероховатых фрагментов, я краем уха слышу звук бьющегося стекла. Вокруг пары зубов, которые столько месяцев постукивали о стенки пузырька, расползается бордовое пятно. Я всегда стараюсь спрятать пузырек поглубже в кармане, завернув в кожаную полоску кожи, которую украла у соседки по бараку. А вот теперь выскользнул и угодил прямиком на беспощадную плитку. Должно быть, его сдвинули змеи.
Зубы моего отца, лежащие в лужице крови, повергают меня в шок. Я не могу оторвать от них взгляда и вдруг понимаю.
Пол выложен не плиткой. Это зубы. Человеческие.
Величественные стеклянные двери распахиваются. Передом мной появляется пара черных начищенных ботинок.
– Здравствуй, Иден, – произносит глубокий голос и отражается эхом от стекла. – Иди-ка за мной.
64
В логове царит прохлада: воздух постоянно прогоняют через систему кондиционирования. Мне кажется, что я переместилась в прошлое. Последний раз я вдыхала такой воздух в день Зеро, когда нас распределяли и клеймили. В бараках были поворотные вентиляторы (а ведь лето в Техасе – это целых шесть месяцев самого настоящего ада!) и зимние стеганые одеяла.
Леденящий воздух заставляет меня осознать, насколько я ценю даже малейшие температурные изменения. А кондиционирование теперь ассоциируется с тем, что я потеряла, и с людьми, которые все у меня отняли.
Мужчина в черных ботинках не называет свое имя. Он явно из тех, кто способен без особого труда меня раздавить. К счастью, он так не поступает. Зато забирает мой нож – удивительно, насколько уязвимой я себя чувствую, оставшись без оружия.
Мужчина продолжает бросать кодовые фразы – ответов я не слышу (он – в наушнике), затем он уводит меня, схватив за руку чуть повыше локтя. Я не сопротивляюсь: ведь я изначально и стремилась попасть в логово. А после жуткой площадки со змеями я и не думаю отклонить его предложение – даже столь неоднозначное и принудительное. Лонан где-то поблизости. Полагаю, что Финнли – тоже. Касс и Феникс? Весьма вероятно. Не представляю, как сбежать и отправиться на их поиски, не говоря уж о том, чтобы отыскать лабораторию, но я найду способ. Я должна.
Надо сказать, что хотя логово вписано в окружающий ландшафт и выглядит снаружи как примитивное крепкое сооружение, внутри оно – сплошное изящество. Окрашенный в цвет теплой карамели с темными линиями бетонный пол – и все вокруг сверкает чистотой, включая и зубы у входа.
Вдоль трех стен тянется отполированный медный балкон. Второй, поменьше, находится слева от меня и занимает лишь часть стены. Этажа все-таки три, а не два, как я предполагала раньше, и лаборатория наверняка расположена на втором, а не на крошечном ярусе под потолком, который я и не заметила из воды.
– Сюда, – командует мужчина.
Он тащит меня направо, к зеленой двери из матового стекла. В ее центре выгравирована волчья морда – единственный прозрачный элемент. Когда мы приближаемся, дверь автоматически открывается, скользнув в сторону.
Слова и вопросы, которые приходят мне на ум, слишком рискованно произносить вслух. Интересно, что известно этому типу о моих планах? Лучше предположить, что все. А если и нет, то не стоит ничего выдавать.
– Куда вы меня ведете? – спрашиваю я.
Вполне естественный интерес для любого в моем положении.
– Вниз, – коротко отвечает мужчина. Как будто я сама не догадалась, что узкий наклонный коридор ведет нас под землю.
Но что-то не складывается. Лаборатория – наверху. Как и все необходимое для создания шпионов ПсевдоВолков. Если в оного собираются превратить и меня, то почему мы идем в другую сторону?..
Пожалуй, я слишком много думаю.
Коридор кажется бесконечным. Или, может, под словом «вниз» мужчина в черных ботинках имел в виду центр Земли? Или подземный мир? Здесь нет ни поворотов, ни дверей. Освещение – как в приемной у врача. Правда, в приемных, в отличие от этого места, всегда пытаются создать некий уют, а тут нет ни рисунков лилий в позолоченных рамах, ни искусственных растений, покрытых слоем пыли, ни мисок с мятными леденцами, ни перил, за которые можно придержаться. Только мягкий белый свет и серый бетон.
Мужчина касается крошечного наушника.
– Овен, направляемся к вам. – У него такой глубокий голос, что я всякий раз вздрагиваю от неожиданности, когда его слышу.
Мы подходим к очередной стеклянной двери, установленной в правой стене, но автоматически она не открывается, и я даже не вижу кнопочной консоли или иного способа попасть в помещение. На матовом стекле выгравирован не волк, а баран с огромными витыми рогами.
