Это был человек неопределенного возраста, скорее усталый, чем пожилой, высокий, худой, угловатый, с бесстрастным, почти холодным лицом, равнодушными бесцветными, ни на чем не задерживающимися глазами, с прямым – почти без губ – ртом, над которым нависал нос, напоминающий ястребиный клюв.
Его неподвижное лицо странной бледности обрамляли бакенбарды, словно посыпанные перцем и солью, в свисающих усах шатена сверкали седые нити. Темные, густые, с приятным блеском волосы контрастировали с седой бородой.
В общем, сэру Джорджу Лесли уже перевалило – и похоже давно – за сорок. Богатый, элегантный, истинный джентльмен, убежденный холостяк, он большую часть своей жизни странствовал. Его приключения возбуждали интерес публики, уважающей спортсменов. В Лондоне несколько сезонов подряд только о нем и говорили, хотя и без особой симпатии.
Рассказывали страшные истории с сэром Лесли в качестве героя, ему приписывали – не приводя, правда, никаких деталей – поступки, математически рассчитанные и убийственно хладнокровные, свойственные людям, не боящимся крови. Офицер индийской армии, погибший впоследствии при странных обстоятельствах, вспоминал даже, что сэра Лесли прозвали Вампиром…
Ничем не подкрепленные слухи все-таки оставляли в общественном сознании смутный зловещий след.
– Честное слово, – сэр Лесли скрестил руки на худой, но широкой груди, – мне трудно привести вас к согласию. Скорее, пожалуй, баран, насколько смутные воспоминания позволяют мне иметь собственное мнение.
– Баран, я же говорю! – закричал обрадованный Проктор.
– Его закрученные спиралью рога, крупные, с поперечными полосками, длинные (порой до пятидесяти двух дюймов) – это рога барана.
Вулф прервал его:
– Однако лежбища и поразительная подвижность этих животных сближают их с козами. Как утверждает Джеймс Фергюссон, бигорна, на которого любят охотиться в Скалистых горах, можно считать и козликом.
– Но он же бывает около двух метров в длину. Впрочем, какая разница – особенно сейчас, – коза это или баран? Но вы, Фергюссон и Вулф, хотите все-таки заключить пари?
– Конечно! Я ставлю тысячу фунтов за козу!
– Я ставлю тоже тысячу…
– Тысяча фунтов! Неплохая сумма, особенно когда уверен, что выиграешь… Ну что ж, спорю на пять тысяч фунтов, а вы, Проктор?
– Идет! Тоже пять тысяч! – решается толстяк после долгих колебаний.
– Сделка заключена, – воскликнули в один голос Вулф и Фергюссон.
Сумма в пятьсот тысяч франков при таком ничтожном предмете спора кажется нам, французам, слишком большой. Для Англии же, где во всех слоях общества пышно расцветает мания пари, это обычная ставка: древняя, пресыщенная, артистичная нация жадна на эмоции.
Пари, предложенное сэром Джорджем Лесли и принятое его собеседником, скоро приведет к драматическим последствиям.
– Ну хорошо, – бросает Фергюссон, – но как доказать правоту или ошибочность наших утверждений?
– Очень просто, – отвечает сэр Джордж. – От Ливерпуля в Галифакс[106] пароход отправляется в полночь. Сейчас два часа. Чтобы собраться, времени более чем достаточно. Мы отчаливаем от пристани Ливерпуля, через семь дней прибываем в Галифакс, там садимся на канадский трансконтинентальный поезд и через шесть дней будем в Виктории, красивейшей столице Британской Колумбии; оттуда регулярно организуются маршруты в Скалистые горы. Вот и все.
– Вы говорите «отправляемся»… Кто именно?
– Да все мы, черт возьми, все заключившие пари четыре члена Клуба охотников. Мы, охотники…
При этих словах Проктор, Фергюссон, да и сам Вулф, как будто привыкшие к такому глобальному английскому, ни перед чем не останавливающемуся мышлению, переглянулись в смущении: сибаритов-промышленников, удалившихся от шумного света, испугал проект, осуществление которого сопряжено с трудностями, усталостью и даже риском.
– Но зачем же отправляться в Скалистые горы? – тихо спрашивает, внезапно успокоившись, Проктор.
– Подстрелить одного или нескольких бигорнов и оценить, так сказать, de visu[107], кто из нас прав, а кто нет.
– Но мы все-таки не натуралисты, – вступает и Фергюссон, – чтобы определять зоологические виды.
– Это нас не должно останавливать. Возьмем фотоаппарат, снимем животное с разных точек. Привезенный скелет и снимки передадим натуралистам. Этого будет вполне достаточно, чтобы все выяснить.
– Черт возьми! Скалистые горы далеко, а мы не так уж молоды.
– Вы отказываетесь? Что ж, я еду один, чтобы избавить членов Клуба охотников от стыда вечно продолжать это пари.
– Вы поедете? – спрашивает Фергюссон, не сводя с сэра Лесли восхищенных глаз.
– В семь часов в Лондоне, в полночь в Ливерпуле.
– И оттуда в Галифакс? – подает голос не менее удивленный Проктор.
– Да, Галифакс, Виктория, потом берега реки Фрейзер, самой большой реки Британской Колумбии, в которой водится роскошная форель. А там недалеко и до гор, где прячутся последние бигорны.
– А когда вы вернетесь?
– Через девяносто дней. С вашей точки зрения, нормально?
– Вполне!
– Ну что ж, с Божьей помощью через три месяца я привезу скелет и кучу фотоснимков бигорна. Что же касается денег на путешествие и охоту – траты поделим поровну.
– Справедливо. Если только не потребуете компенсации за вашу нелегкую работу.
– Да ладно уж, – полупрезрительно усмехнулся сэр Джордж, – на это ваших денег не хватит. Ну, договорились? А с вами, дорогой мой Вулф, мы продолжим нашу шахматную партию.
– Но поскольку вы уезжаете…
– Мы продолжим ее заочно, и я рассчитываю выиграть.
– Ну нет, тут я ставлю пари, что нет!
– Можете ли вы, как джентльмен, рискнуть при этом пятью тысячами фунтов?
– Пожалуйста!
– Вы и впрямь хороший игрок и настоящий британец. Господа, я прощаюсь с вами. Сегодня у нас пятнадцатое мая, а я вернусь пятнадцатого августа.
– Подождите, по крайней мере, пока мы составим договор, и каждый из нас возьмет копию себе.
– Мы условились под честное слово. Разве этого недостаточно? Это надежнее любой подписи. Прощайте, господа!
Вернувшись к себе, сэр Джордж нашел срочную телеграмму, грубо – как и бывает при кратком изложении – извещающую о бегстве банкира, которому он доверил все свое состояние – сто тысяч фунтов или два с половиной миллиона франков.
