В мире совсем немного людей, достигших столь преклонного возраста. Из тысячи с лишним столетних старцев до ста десяти лет доживает лишь один. Способен ли мистер Хадсон перейти этот рубеж? По статистике — шансы малы. Но здесь мы вступаем в область неизведанного, ведь мы живем в эпоху, когда настоящие чудеса жизнеспособности и долговечности случаются все чаще.
И все чаще мы осознаем, что «паспортный» возраст пациента не всегда совпадает с физиологическим, что ошибочно записывать в старики тех, кто пересек семидесятилетний рубеж. В конце концов, Джон Гленн побывал в космосе на борту орбитального корабля «Дискавери», когда ему исполнилось семьдесят семь лет. Сама Жанна Кальман впервые стала брать уроки фехтования в восемьдесят пять. А стодвухлетний мистер Джеймс Хадсон во время национальной переписи сообщил о себе как о «пенсионере, работающем неполный день». Я, его лечащий врач, не могу с уверенностью судить, насколько сохранен организм мистера Хадсона, знаю только, что его запасы прочности позволили моему подопечному дожить до нынешнего дня.
Сегодня вероятность умереть у моего пациента существенно меньше, чем тогда, в Аррасе или Ипре. И лишь незначительно выше, чем в первый день его жизни. Однако мистер Хадсон с присущими лишь ему индивидуальными особенностями сейчас существенно отличается от среднестатистического человека. Он стал свидетелем революционных прорывов в лечении сердца, достижений науки и техники. Не раз он видел, как свершается, казалось бы, невозможное. И единственной несомненной данностью за все это время оставался факт его личного существования.
Он борется с пневмонией, прикован к постели, но в каком-то смысле Джеймс Хадсон — все тот же отважный рядовой с Западного фронта, что, упрямо нагнув голову, шаг за шагом движется вперед и знает только, что это война, а на войне легко не бывает.
***
— Еще никто, — пошутил однажды сенатор Джон Гленн, — не придумал лекарства от дня рождения.
И все же тем, кому посчастливилось жить в наиболее развитых странах нашего мира, континент старости внезапно стал доступен — спустя почти два миллиона лет эволюции. При некотором везении и пользовании преимуществами, предоставляемыми современной жизнью, большинство из нас сможет его достичь.
Мы не привыкли воспринимать старость как предмет изучения и исследования, хотя это действительно так. У каждого сегодня есть возможность принять участие в подобном исследовании, пусть этот таинственный материк и не вселяет в нас тех надежд и предвкушений, какие таят в себе иные неведомые страны.
Но вся жизнь — это изыскание, и Джеймса Хадсона я считаю одним из величайших первопроходцев всех возрастов: он жил в трех столетиях и стал свидетелем и участником многих ключевых событий ХХ века. Для него все это было приключением, и теперь он наслаждается жизнью до ее последнего мгновения.
***
От энтропии, болезни и собственных генов не уйдет никто — даже тот, кому довелось прогуляться по Луне. 25 августа 2012 года в больнице города Цинциннати, штат Огайо, умер Нил Армстронг — из-за осложнений после операции на сердце. Ему было восемьдесят два: и месяца не прошло с тех пор, как он шагал по беговой дорожке, а врачи следили за его кардиограммой.
Возможно, они заметили небольшие нарушения кривой, указывающие на недостаточную пропускную способность артерии. Прежде чем выработать план лечения, доктора наверняка провели дополнительные исследования, составили «карту» кровяного русла, разметив все точки сужения артерий. Наконец, было решено провести аортокоронарное шунтирование, что позволило бы обойти «пробки» в коронарных артериях и восстановить бесперебойную подачу крови к сердцу.
Операции шунтирования начали выполнять в то же десятилетие, когда космический корабль «Аполлон» достиг Луны. Это одно из самых инвазивных хирургических вмешательств: оно требует вскрытия грудной клетки, изоляции сердца и подключения пациента к аппарату искусственного кровообращения — со всеми сопутствующими рисками. Врачам Армстронга пришлось тщательно взвесить все за и против, оценить все возможности альтернативных способов лечения, их плюсы и минусы.
Я не знаю, как именно обо всем этом сообщили человеку, который командовал первой высадкой на Луну, и каково было его собственное мнение. Несмотря на космическую профессию, Армстронг никогда не был искателем острых ощущений и лишнего риска предпочитал избегать.
Общеизвестно, что астронавт искренне считал: со временем слетать в космос будет не опаснее, чем приготовить молочный коктейль. Однако летом 1969 года, когда лунный модуль «Орел» совершал посадку в Море Спокойствия, с топливом на исходе и сбоящими бортовыми системами, в смысле безопасности космическому полету было еще очень далеко до молочной промышленности.
В те годы весь мир, затаив дыхание, следил как за полетами человека в космос, так и за операциями на сердце. Эти шаги первопроходцев были настолько опасными, что объективно оценить степень риска казалось невозможно, однако смертельный исход представлялся весьма вероятным.
Сегодня же вероятность аварии при старте орбитального корабля с человеком на борту оценивают в 2–3% — почти так же, как возможность неудачи при проведении операции коронарного шунтирования. Хотя это совершенно реальный, невыдуманный риск, общество сегодня относится к нему как к допустимому, а сами мероприятия стали казаться нам чем-то обыденным, почти рутиной.
Поверхность Луны, как и устройство сердца, изучали на протяжении веков. И то и другое было на виду — и все же долго оставалось недоступным. Команда астронавтов, надежно упакованных в скафандры с воссозданной внутри земной атмосферой, достигла Луны, преодолев пустоту космоса. Тот же самый подход — подстраховать организм искусственными системами жизнеобеспечения — стал залогом успешных кардиохирургических операций.
За десятилетия, пролетевшие с тех пор, как Скотт и Амундсен впервые достигли Южного полюса, мы проделали огромный путь. Изменились наши представления о способах преодоления опасностей, грозящих организму как в недоступных областях Земли, так и на операционном столе. Никогда еще жизнь человека не была такой безопасной и продолжительной.
Но приглядимся, и перед нами предстанет картина куда более сложная. Исследования всегда путь проб и ошибок, риск на нем неизбежен. Это в полной мере относится к клиническим исследованиям. Но мы со все большей настороженностью относимся к прорывам в науке и покорении пространства — особенно того, что поглядывает на нас, уже устремившихся в космические дали, за последний рубеж. Может, не стоит так торопиться?
***
Космическая эра явилась, вне всякого сомнения, результатом гонки вооружений в середине ХХ века. В 1960-е годы, когда ядерные арсеналы Советского Союза и Соединенных Штатов поставили обе державы на грань взаимного уничтожения, космические полеты стали своего рода заменой, суррогатным полем битвы в войне, вести которую иным способом было смертельно опасно.
Советский Союз лидировал в космической гонке, и Соединенным Штатам трудно было примириться с этим фактом. Ответом спутнику, Лайке и Гагарину стали Армстронг, Олдрин и Коллинз. Несмотря на преимущество СССР на старте, выиграли все-таки США — победу в этом необычном поединке обеспечила высадка на Луну в июле 1969 года.
