Книга Время-убийца - Мишель Бюсси

Для Кло

Почерк женский. Она узнала бы его среди всех.

Почерк ее матери.

39

Понедельник, 21 августа 1989,

пятнадцатый день каникул,

небо цвета осколков голубого хрусталя

– Я последовала твоим советам, Базиль, и посмотрела на дельфинов вместе с Наталем.

Я не преувеличиваю, честное слово. Народу в баре «Эпрокта» – не протолкнуться, в час аперитива «касанис»[148] и пиво «Пьетра» текут рекой, а оливок на столах столько, что, похоже, обобрали все деревья в восточной части острова.

Слушателей человек двадцать, только мужчины. Я описываю круиз на «Арионе», разливаюсь соловьем про дельфинов – семейную пару Орофина с Идрилью, их детишек Галдора и Татиэ, уверяю, что Наталь разговаривает с ними, что он и правда волшебник. А потом добавляю фразу из любимого фильма, который если кто из здешних и видел, то самые молодые, и запомнили они только вздернутый нос Розанны Аркетт[149] и веснушки на ее попке.

– Иди. Иди и смотри, любовь моя![150]

Я хитрая, смышленая и хорошо подготовилась к выступлению. Все эти волосатые, усатые, бородатые и пузатые мужчины пялятся на мою майку – черно-белую, с кровавыми буквами WWF под изображением панды с отрубленной головой. Я специально ее надела.

– Труднее всего будет построить заповедник, а с дельфинами договоримся, – продолжаю я, сложив губы сердечком. Сладкое простодушие контрастирует с вызывающим нарядом, но так и было задумано.

Выпивохам плевать: в сафари с дельфинами они верят не больше, чем в воскрешение морских тюленей.

– Я корсиканка, как и Наталь Анжели, так что никакого бетона! Придется использовать другие материалы – дерево, стекло, камень, – и получится очень красиво! Вид мы уродовать не станем, ведь участок принадлежит дедуле.

Просто блеск! Назвать моего деда «дедулей» перед всеми этими мужчинами, которые «решают проблемы» мира, обсуждают Корсику и маккию, благоухающую анисом, миртом и табаком. Мне кажется, они считают Кассаню Идрисси кем-то вроде генерал-аншефа, чье имя нельзя произносить вслух, чтобы не окаменеть. Я десантируюсь на остров в образе зомби и зову их верховного правителя дедулей.

А я ведь еще не пустила в ход свое секретное оружие.

– К счастью, работать мы будем семейным, так сказать, подрядом. Дедуля даст землю, а моя мама построит дом для дельфинов, она ведь архитектор.

На этом решаю остановиться, чтобы не переиграть, хотя эти люди, пьющие «стадом», как зебу у болота, вряд ли были такими уж хитрецами.

– Мама с Наталем хорошо ладят… Здесь есть туалет?

Я иду вниз по лестнице, весело мурлыча себе под нос. К туалетам ведут триста ступеней и бесконечно длинный туннель, как будто строители хотели оборудовать сортир на континенте… Спускаюсь на десять ступенек, жду, когда сработает датчик и погаснет свет, и поднимаюсь на семь. Согласна, уловка ничтожная, жалкая, поэтому сделаю признание.

Да, я ревную! Мысль о маме внушает мне одноединственное, но жгучее желание – убить. Да, я хочу знать, спит мама с Наталем или нет. Да, я бы предпочла, чтобы мама принадлежала только папе, а Наталь – мне. Потому и затаилась в темноте, как любопытная, хоть и трусливая мышка.

Долго ждать не приходится. У мужчин и женщин под хмельком развязываются языки, только дозы требуются разные. А потом неизбежно начинаются разговоры на темы ниже пояса…

Первым раздается непривычно высокий для корсиканца голос с интонациями капризного ребенка:

– Наталь совсем страх потерял, раз покусился на невестку Кассаню…

В ответ звучит дружный смех, потом вступает гнусавый, как утка, тип:

– Сказать по правде, когда гляжу на жену Паоло, сам хочу переметнуться к «зеленым».

Над тарелками с оливками повисает тревожное молчание.

– Они уже лет двадцать хотят пустить волка в овчарню, – уточняет Даффи Дак. – Если речь про ее лохматого, я не против.

Все гогочут. Я слышу голос Базиля, он пытается урезонить собеседников:

– Может, парню и правда нужен архитектор, а у Пальмы есть свои резоны общаться с красавчиком…

В разговор взрослых вмешивается мой ровесник – у него все еще ломается голос. Спасибо ему большое, он задает тот вопрос, на который я жажду услышать ответ.

– Что за резоны?

Даффи Дак ржет как сумасшедший.

– Ты что, не знаешь местную поговорку, малыш? «На Ревеллате пастухи держат скот в овчарне зимой, а жен дома – летом, когда Поль Идрисси сходит с парома на берег».

Глумливый смех действует на меня, как взрывная волна, и я невольно отшатываюсь.

Элмер бросает следующую гранату, и я не успеваю заткнуть уши и пригнуться.

– Поля можно понять. Ему скучно с парижанками, которые ездят на метро. Зато у нас на острове дичь круглый год бегает на свободе.

– И лучшие трофеи достаются Полю, хотя охотится он всего два месяца в году.

– Нужно делиться с товарищами, ведь собакам на охоте положена часть добычи.

Ковровая бомбардировка. Стены рушатся. Воет сирена, но я не могу сдвинуться с места, понимаю, что нужно бежать, спрятаться в тихом безопасном месте, а ноги не идут.

Из тумана доносится голос Базиля:

– Пальма – красивая женщина.

– Еще какая! – снова вмешивается Даффи. – Наталь показал ей дельфинов, а она ему – своих… китов, тех, что под лифчиком.

Мужской гогот ранит меня тысячей мелких укусов.

– И все-таки Наталь мог бы найти кого-нибудь помоложе. И, главное, не такую замужнюю, – говорит Элмер.

Внезапно наступает гробовая тишина.

Кто-то шепчет: «Тсс…»

Секунду мне кажется, что меня обнаружили, но тут же слышу плач младенца. В округе, насколько мне известно, есть всего один грудной ребенок, увечный внук женщины, которая убирается у дедули и бабули. Она повсюду возит его за собой в коляске.

Все кончено.

Из бара не доносится ни звука.

Я иду вниз, спотыкаясь на каждой ступеньке мрачной лестницы, углубляюсь в туннель и бреду целую вечность, ощупываю стены, а все, что осталось от моего детства, безвозвратно исчезает. Закрываюсь в туалетной кабинке и чувствую, что оказалась на другом берегу Средиземного моря, Млечного Пути, мира людей. Сажусь на крышку унитаза, достаю блокнот и в темноте записываю, строчку за строчкой, слова, взорвавшие мою жизнь, рисую буквы с лапками, и они шевелятся, как живые.