– Быть может, ты еще разберешься. Гип, нам лучше уйти отсюда.
– Хорошо. Куда?
– Домой. В мой дом.
– И Томпсона тоже?
Она кивнула.
– Почему, Джейни?
– Он должен узнать, что компьютерам подвластно не все. Ему следует узнать, что такое стыд.
– Стыд?
– Не знаю, – проговорила она, – как работают моральные системы. Я не знаю, как запускать их. В отношении морали я знаю лишь то, что, нарушая ее правила, ты испытываешь стыд. Пусть Джерри начнет с этого.
– А что могу сделать я?
– Просто быть со мной, – вспыхнула она. – Я хочу, чтобы он увидел, какой ты есть, понял образ твоих мыслей. И чтобы вспомнил, каким блестящим и многообещающим ты был прежде. Я хочу, чтобы он понял, что сделал с тобой, во что тебе обошлась ваша встреча.
– Ты думаешь, для него все это имеет какое-нибудь значение?
Она улыбнулась; человека, способного на такую улыбку, стоит далеко обходить стороной.
– Пусть убедится в том, что не всесилен и не имеет права убивать лучших себя людей потому лишь, что сильнее.
– Ты хочешь, чтобы он вновь попытался убить меня?
Она опять улыбнулась, на этот раз с полной убежденностью в своей правоте.
– Не посмеет. – Джейни рассмеялась, а потом повернулась к Гипу. – Не беспокойся об этом. Ведь только я одна способна связать его с Малышом. Или ты думаешь, он рискнет сделать себе самому префронтальную лоботомию? Неужели ты полагаешь, что он осмелится рискнуть своей памятью? Это же сверхчеловеческая память, Гип. Память Homo gestalt. Малыш хранит всю воспринятую им информацию, плюс результаты взаимодействия всех факторов во всех возможных комбинациях. Он еще мог бы обойтись без Бони и Бини, он может делать кое-что на расстоянии другими способами. Он может обойтись без каких-то других моих услуг. Но без Малыша… Ему и так уже пришлось обходиться без него после того, как я начала работать с тобой. Сейчас он уже взведен. Он может потрогать Малыша, поднять, заговорить с ним. Но не извлечет ни слова, ни мысли без моей помощи.
– Пойдем, – сказал Гип, а потом добавил: – Тебе не придется накладывать на себя руки.
Сначала они вернулись в собственный дом. Джейни отперла оба замка, даже не прикоснувшись к ним.
– Все время руки чесались, но я держалась, – расхохоталась она и, описав пируэт, влетела в его комнату.
– Смотри-ка, – пропела она. Лампа поднялась с журнального столика, медленно проплыла в воздухе и опустилась на пол возле ванной. Шнур ее, извиваясь змеей, пополз к розетке, вилка воткнулась, щелкнул выключатель. Лампа зажглась. – Видишь теперь! – воскликнула Джейни. Кофеварка вспрыгнула на крышку комода, замерла, и Гип услышал журчание – стенки сосуда запотели от ледяной воды.
– Смотри еще – смотри, смотри же! – предложила она, и на ковре появился бугорок, пополз вперед и разгладился у противоположного края. Ножи, вилки, его бритва, зубная щетка и пара галстуков просыпались на пол и сложились в силуэт пронзенного стрелой сердца. Он заливисто расхохотался, взял Джейни за плечи и повернул к себе.
– Скажи-ка, а почему я еще ни разу не поцеловал тебя?
Лицо ее и тело обрели полный покой, а в глазах засветилось нечто неописуемое – нежность, радость… и что-то еще. Она засмеялась.
– Я не стану объяснять тебе причину, потому что ты удивительный, отважный, умный и сильный, но еще и на самую малость чопорный ханжа.
Тут она отвернулась от него, и в воздух вспорхнуло целое облачко вещей – лампа с кофеваркой, ножи, вилки и галстуки вернулись на свои места. У двери она обернулась:
– Не медли! – и исчезла.
Бросившись следом, он застал ее в коридоре. Джейни смеялась.
– Теперь я понял, почему до сих пор ни разу не поцеловал тебя.
Она потупилась, опустила глаза, однако не сумела проделать того же с уголками рта.
– В самом деле?
– Ты способна долить воду в закрытую емкость. Или вылить ее оттуда. – Это был не вопрос.
– Ты так считаешь?
– Когда мы, бедные самцы, начинаем рыть копытами землю и задевать рогами за невысокие ветки, это может быть результатом весны, отпетого идеализма и любви. Однако событию этому всегда предшествует повышение гидростатического давления в целом ряду крохотных резервуаров, каждый из которых меньше ногтя на моем мизинце.
– В самом деле?
– Поэтому когда количество жидкости в этих полостях вдруг снижается, я… мы… э… ощущаем, что дышать стало легче, и луна уже не так волнует нас.
– Быть не может.
– И именно это ты проделывала со мной.
– Ты так считаешь?
Она отодвинулась, посмотрела ему в глаза и рассыпалась дробным смешком.
– Едва ли такой поступок можно назвать аморальным.
Он рассмеялся в ответ:
– Порядочные девушки так не поступают!
Джейни наморщила нос и исчезла за дверью своей комнаты.
Он посмотрел на закрывшуюся дверь, стараясь увидеть то, что творится за ней, а потом повернул к себе.
Улыбаясь и восторженно и удивленно покачивая головой, облекая остававшийся в груди холодный комок ужаса в заново обретенный покой… озадаченный, очарованный, потрясенный и задумчивый, он пустил воду в душе и начал раздеваться.
Они постояли на дороге, пока такси не отъехало, а потом Джейни первой углубилась в лес. Если ветви деревьев и подрезали когда-то, теперь это невозможно было заметить. Тропа оказалась едва нахоженной и извилистой, однако достаточно заметной, так как ветви над головой переплетались так густо, что подлесок почти не рос под ними.
Они долго шли по направлению к замшелому утесу, пока Гип не сообразил, что перед ними не утес, а стена, простирающаяся, быть может, на сотню ярдов в обе стороны. Гип увидел массивную железную дверь. Когда они приблизились, за нею что-то звякнуло и тяжело отодвинулось. Он поглядел на Джейни и понял: это сделала она.
Ворота отворились и закрылись за ними. Лес вокруг не изменил своего вида, и окружали их такие же толстые деревья, однако сделавшая всего два поворота дорожка была здесь выложена кирпичом. За первым поворотом исчезла стена, за вторым, еще через четверть мили, они увидели дом.
Он был слишком низок и чересчур широк. Крыша поднималась холмом – не шпилем и не треугольником. Когда они подошли поближе, стали заметны тяжелые, серо-зеленые стены по обе стороны дома: ни дать ни взять тюрьма.
– И мне не нравится, – вторя его мыслям, согласилась Джейни. Он был рад тому, что она следит за выражением на его лице.
Опа.
Кто-то прятался за стволом огромного узловатого дуба возле дома и рассматривал их.
