Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Лидия Андреевна смотрела на лицо сына и видела, как розовая краска заливает его лицо, мочки его ушей стали, как ошпаренные. Лидия Андреевна отметила, что сыну стало не по себе и он обожжен едкой ревностью, словно прошелся голым по зарослям крапивы. Лицо его стало по-детски растерянным, будто он собирался с плачем кинуться к ней и спрятаться в мягких складках ее байкового халата от надвигающейся опасности. Перед ней снова стоял не чужой самостоятельный человек, а ее любимое дитя, готовое броситься к ней за утешением.
– И я вообще не понимаю, о чем вы разговариваете? Неужели тебе не скучно с ней? Она пряма, будто обструганная палка.
– Что ж, – ответил сын, – на палку хорошо опираться, если нетвердо стоишь на земле.
Лидия Андреевна развернулась и ушла к себе в комнату. Села на кровать, начала с остервенением откручивать голову у флакончика с лаком для ногтей, что она не смогла отвернуть вчера. Открутила. Поставила на тумбочку. «Не ревнуй! Не ревнуй! Прекрати! Когда-нибудь это должно было произойти, и с этим надо жить».
На другой день она сказала сыну, что раз у него сейчас каникулы, и он взрослый мужчина, заведший девушку, работающую не только на основной работе, но и подрабатывающую, то он должен ей соответствовать и быть под стать, не век же у матери на шее сидеть, свесив ноги.
85
Полагаться на материальную помощь сына было смешно и нелепо, но, как ни странно, у Гриши неожиданно появилось убеждение, что мужчина должен уметь заготавливать дрова для домашнего очага, чтобы было чем топить хоть иногда. Чувство это было вызвано, скорее всего, ощущением вины за свою свалившуюся, как съехавший с крыши мартовский снег, любовь и блуждающую улыбку лунатика на лице. К тому же ему нужны были теперь хотя бы карманные деньги, которые он мог бы тратить на свою любимую без каких-либо угрызений совести, не дающих ему спокойно спать, точно капающий в эмалированную раковину кран. Сначала он хотел заняться извозом, но водительских прав у него не было, хотя в гараже и стояла старенькая помятая «Волга». Да Лидия Андреевна, пожалуй, места бы себе не нашла, если бы единственный оставшийся у нее ребенок ездил по городу на старом разваливающемся автомобиле, подсаживал неизвестных пассажиров, что могут и грабануть, и из машины выкинуть. И конкуренция, говорят, среди таксистов страшная: могут ни за что ни про что покалечить, лишь бы из строя вывести и убрать с проезжей части. К тому же у него было плохое зрение, и Лидия Андреевна даже не была уверена, что врачи дадут ему разрешение на права. Гриша видел все в тумане, очки с толстыми линзами, сквозь которые глаза казались уменьшенными до размеров совиных, зрение корректировали только частично. Поэтому на семейном совете было решено: пусть он попробует, как делали очень многие его сокурсники, быть распространителем, или дистрибьютором, как они сейчас теперь все себя называли, но Лидия Андреевна без саркастической усмешки сама это слово произносить не могла.
Так ее неожиданно повзрослевший сын начал бегать по киоскам и предлагать на реализацию чай. Киосков стало много. Они росли как грибы на влажном и теплом грунте, через каждые несколько метров, так что особой необходимости в автомобиле не было. За лето он заработал существенную добавку к семейному бюджету, позволившую ему даже купить новые ботинки и куртку к началу учебного года. После занятий подрабатывать было тяжеловато, он очень уставал, осунулся и похудел. Он часто теперь не успевал делать домашние задания к практическим занятиям и приходил на них, чувствуя себя гостем, случайно забредшим в спальню к хозяевам. Домой он теперь возвращался почти каждый день после десяти вечера – и тотчас сваливался и засыпал мертвым сном, лишь наскоро умывшись и даже не перекусив. Лидия Андреевна несколько раз заставала его лежащим поперек кровати в уличной одежде. Присел, чтобы облачиться в домашнее одеяние, – и провалился. Он стал раздражителен по мелочам и вспыхивал, будто стружка, к которой поднесли спичку или направили сфокусированный поток солнечного света… Правда, его взвинченный тон касался лишь Лидии Андреевны и немногочисленных его товарищей, с Машей же он по-прежнему заливался по телефону соловьем. Лидия Андреевна еле сдерживалась, чтобы не ворваться к нему в комнату и не прекратить его птичью трель какой-нибудь просьбой. Однажды она все-таки не выдержала, заглянула в комнату к сыну и изрекла: «Хватит! Кончай трепаться, мне надо позвонить!» Сквозь стекла роговых очков сына сверкнули две молнии, и он заорал: «Закрой дверь!» Аккуратно, будто боясь ушибить, положил трубку на стол, брошенным камнем подлетел к Лидии Андреевне и буквально вытолкал ее из комнаты, взяв за сгорбленные плечи.
86
И все же теперь он, почти не таясь, мог разговаривать с Машей. Теперь она изредка бывала у него дома. Видеться они старались, пока Лидия Андреевна была на работе. Все было бы прекрасно, если бы Гриша не нервничал. Он даже открывал дверь в коридор, объяснив, что не закрывает ее специально, чтобы мама не подумала чего-нибудь плохого о них. Хотя Лидия Андреевна и была у себя на работе, она как будто все время находилась около них: вплывала шаровой молнией и зависала в уголке около шкафа. Не она за ними наблюдала – они за ней следили со все усиливающимся страхом за ее перемещениями огненной медузой. До кого дотронется и кого спалит? Им казалось, что она слышит их, и говорили они всегда приглушенными голосами, будто боялись ее разбудить. Когда Гриша обнимал Марию, она казалась ему холодной, словно ящерица, пригревшаяся на солнцепеке. Раз – и выскользнула, а он сжимает в кулаке только ее безжизненный хвост. Вместо всех радостей райского сада, они растерянно и натужно болтали, с трудом находя тему, блеснувшую, как янтарный камушек среди обкатанной гальки, но тут же теряли ее из виду, переключив на минуту свой взгляд на серую входную дверь, за которой им слышался ропот волнующегося моря. Они непрестанно следили за движением часовой стрелки, перескакивающей с одного деления циферблата на другой, будто Гришины пальцы с позвонков его любимой. Примерно за полтора часа до возвращения мамы Гриша начинал нервничать, не зная, как выпроводить девушку, чтобы не выглядеть смешным. Его тревога становилась все сильнее, он чувствовал себя школьником, гасящим недокуренную сигарету и прячущим ее в карман при виде завуча на задворках школьного двора, почуявшим запах прожженной подкладки.
Так и в тот раз он вскочил и судорожно начал одеваться, запутавшись в вывернутых рукавах рубашки. Рванул молнию на джинсах, с тоской поняв, что она съехала с рельс… Маша будто решила поиграть с ним и сладко потягивалась на тахте, выгибаясь, как кошка сфинкс. Закинув ногу с ноготками, похожими на облетевшие лепестки жасмина, смотрела с насмешкой на Гришу. Гриша чувствовал себя пассажиром в самолете, бегущем по взлетной полосе и неожиданно накренившимся набок: смешались и чувство радости, что миновала неизбежная беда при посадке в чужом городе, и досада, что прилета не будет.
– Пора, красавица, пора, – заканючил он, – она уже через полчаса может вернуться, если в магазин не зайдет.
– Ну и что? – ответила Маша – но все же разомлевшей ото сна кисой рывком поднялась и стала, как в замедленном кинофильме, собирать разбросанную по комнате одежду, любуюсь на свое отражение в огромном зеркале шифоньера.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
