Джо его слышит, но не хочет слушать. Слова Донни выплывают у Джо из головы, которая теперь парит над ним, как шарик на ниточке.
– Понял, – говорит Донни. – Я бы сделал то же самое. А ты бы тут сидел и пытался меня образумить. Ты тут явно не бицепсы качаешь, стаканы тягая. Что бы там ни решили в участке, не каждый день ты напиваешься у Салли.
– Да всего-то раз, бога ради.
– Хорошо. Сегодня слетай с катушек. Но и все. Говорю прямо сейчас. Это в твои планы не входит. Я не собираюсь каждый день выносить отсюда твою пьяную тушу.
Джо смеется, но потом уже не помнит, что его так насмешило, и ему хочется плакать. Он трет лицо и выдыхает, пытаясь собраться. Донни ждет.
Джо смотрит через стол, собираясь разозлиться на Донни за то, что тот им помыкает, но у него не получается. Этот лысый курносый тип напротив в форме парамедика – еще и пацан из детского сада, стриженный под ежик, в футболке с Невероятным Халком. Верный друг, игравший на шорт-стопе в Младшей лиге разыгрывающим защитником в баскетбол и на левом фланге в хоккей, прыгавший с Джо через ограду церкви, чтобы сбежать в воскресенье с исповеди. Ему тоже в старших классах нравилась Роузи, но он отступился, чтобы Джо попытал счастья. Джо смотрит на Донни, серьезного, уважаемого человека, сидящего напротив него у Салли, и вспоминает спагетти с тефтелями у Донни вечером по средам, много лет, множество пьяных прогулок по Банкер-Хилл в праздники, то, как стоял рядом с ним в день его свадьбы и как поддерживал его во время развода, то, как росли вместе их дети.
– Как думаешь, какие у меня перспективы? – спрашивает Джо.
– Кроме моего изумительного общества? Бумажная работа до поры до времени, наверное, так. Не думаю, что тебя прямо сейчас уволят.
Джо кивает, ценя то, что друг его не жалеет, но все-таки мечтая о других вариантах.
– Сколько у тебя больничного? – спрашивает Донни.
– Месяцев десять.
– А выслуги? – Донни загибает пальцы. – Двадцать четыре года?
– Почти двадцать пять.
– Какая тебе полагается пенсия?
– Не знаю.
– Если тебя усадят за бумажки, ты сможешь уйти по инвалидности?
– Не знаю.
– Так, ладно. Тебе нужно во всем этом разобраться. Сейчас же. Пора разрабатывать план. Пока они для тебя свой не разработали.
Джо кивает.
– И вот это явно в план не входит, – говорит Донни, указывая на пустой стакан Джо.
– Ладно, ладно. Понял уже, что это не выход.
– Хочешь с моим Крисом поговорить?
– С юристом?
– Да.
Джо кивает.
– Да. Пришли мне его номер эсэмэской.
Донни смотрит на часы.
– Мне пора.
Вздыхает.
– Время года сейчас суровое. Вчера на три самоубийства выезжали. Хочешь, подвезу тебя домой?
– Не, я еще посижу, а потом пойду.
– Давай я тебя отвезу.
– Езжай. Со мной все нормально.
– Если вернусь, а ты так и будешь тут сидеть, надаю тебе по тощей заднице.
Джо смеется.
– Я все еще могу тебя побороть.
Донни встает и хлопает Джо по плечу.
– Иди домой, к Роузи. Я заеду утром.
– Пойду. Пока.
Донни уходит, и Джо снова остается один. В обществе Донни ему было спокойно, но тот подтвердил худшие страхи Джо. У него отберут оружие. В конце концов, если и не сразу, у него заберут значок. Джо правой рукой трогает «Глок» у себя на бедре, потом кладет руку на грудь, поверх гражданской рубашки, где крепился бы значок, будь он сейчас в форме. Думать о том, что он лишится и того и другого, – все равно что узнать, что тебе хирургически удалят жизненно важный орган. Забрать у Джо оружие – все равно что яйца ему отрезать. Лишить его значка – как сердце вырвать.
Джо думает о том, чего с ним не будет сегодня на дежурстве в патруле, чего не будет завтра, на следующей неделе, в следующем году. Он не будет стоять на ногах по восемь часов на улице, в мороз или в зной, в него не будут стрелять, он не пропустит финал чемпионата с любимой командой, праздники с семьей, не будет говорить с врущими напропалую наркоманами и убийцами всех мастей, его не будут презирать те самые люди, ради защиты которых он будет рисковать своим здоровьем. Кто не захочет со всем этим развязаться? Джо. Джо не захочет. Если бы ему была нужна безопасная работа с бумагами, в помещении с кондиционером, он бы стал бухгалтером.
Он полицейский. Никогда не сдавайся. Не прекращай бой. Бостонская полицейская академия вколотила эти девизы в каждую клеточку его существа. Сдать оружие и значок – значит сдаться, предать себя. Джо закрывает глаза, и все мысли в его голове начинают крутиться вокруг слова «провал». Он подвел сослуживцев, город, жену, детей, себя самого. Без оружия и значка он будет просто занимать место, как спотыкающийся мешок с костями, будет портить всем жизнь, пока не ляжет гнить в ящик.
Он этого не планировал. Он планировал проработать тридцать пять лет и выйти в отставку молодым, в пятьдесят пять, чтобы пожить заслуженной счастливой жизнью с Роузи, порадоваться внукам, заработать полную пенсию, которой им обоим хватало бы, а потом хватило бы Роузи, в старости, когда его не станет. Он не дотянет до пятидесяти пяти. Даже близко. Получит частичную пенсию, возможно, что-то по инвалидности. А может, и нет. Использует свой больничный – и то, что, может быть, отдадут ему по щедрости сослуживцы. А потом что? Роузи будет все еще молодой женщиной, а содержать ее будет некому. И медицинские расходы, которые предстоят Джо, могут стоить им всего.
Он не хочет идти домой и рассказывать Роузи, что происходит. Не хочет опять приносить в ее мир дурные вести. Ему невыносимо быть источником ее боли. И дети их переживают из-за этого чудовищный, невообразимый ад. Джо всю жизнь защищал Бостон, но самим своим существованием причинил вред собственным детям. Если только медицинская наука чего-нибудь быстро не придумает, Джей Джей и Меган умрут из-за него молодыми. Свет в душе Джо тускнеет всякий раз, как он осознает, что это правда, это убивает его понемножку каждый день.
«Время года сейчас суровое». Джо точно знает, о чем толкует Донни. Январь, только что кончились праздники, время семейных встреч и подарков для большинства, но для других – время невыносимой депрессии. Холодно, темнеет к половине пятого. Джо и Донни за годы выезжали на множество самоубийств, и зима, как ни печально, самое популярное время. По этой части своей работы Джо скучать не будет. Обнаружение тел. Иногда частями. Подросток с передозом героина. Мать семейства выпивает весь пузырек прописанных ей таблеток. Отец прыгает с Тоубина. Коп сует себе пистолет в рот.
Вот так бы он и поступил, если бы в его планы входило самоубийство.
Глава 26
Джо и Роузи сидят в юридической конторе Кристофера Каннистраро, ждут, когда он договорит по телефону. Крис – знаменитый «юрист по авариям» в больнице Ревира, но еще он занимается недвижимостью, семейным правом и инвалидностями. Его до тошноты слащавый рекламный ролик крутят днем по телевизору: Крис крупным планом, с зализанными гелем волосами и блестящим лицом, таращится в камеру и клянется, что будет драться, если вы или кто-то, кого вы знаете, пострадает от несчастного случая. Джо думает, что Крис хотел звучать искренне и решительно: такой благородный защитник страждущих, но казался очень скользким типом.
