Дейв кивнул.
– Я прочесал залы всех музеев, которые выставляют свои коллекции онлайн, а большинство из них так и делают. И даже если нет, работы мастеров можно найти на самых разных сайтах.
– Именно, Шон. Тебе снился не дрянной кошмар, друг мой. Ты собирал в памяти кусочки картины одного из лучших и, возможно, наиболее проработанного специалистами художника в истории искусства Ренессанса.
– Сегодня его понимают ничуть не лучше, чем в его дни, в конце четырнадцатого столетия. Когда Колумб открывал Новый Свет, этот художник писал свет истязуемый. Место, где существуют сад земных наслаждений, семь смертных грехов, Страшный суд… и сейчас, Шон О’Брайен, я покажу тебе картину Иеронима Босха, которая сводит вместе кусочки головоломки.
Дейв нажал несколько клавиш. Оба изображения исчезли с экрана, и на их месте появилась картина. Старая картина. На ней был изображен мужчина, сидящий на холме над гаванью. В гавани горел корабль. В левом углу картины сидел ястреб. Справа стоял на цыпочках гномоподобный человечек. На заднем плане на холме высился ангел. Он указывал на изображение солнца или луны, в центре которого сидела на полумесяце Дева Мария, держащая на руках младенца.
О’Брайен наклонился к экрану.
– Это она! Я помню, я видел ее в детстве, когда ходил на передвижную выставку в испанском музее.
– Эта картина Босха называется «Святой Иоанн на Патмосе».
О’Брайен посмотрел на Дейва.
– Патмос. Теперь понятно, что имел в виду отец Каллахан, когда писал «П-А-Т».
76
«Гибралтар» качнулся.
– У нас компания, – заметил О’Брайен.
Дейв взглянул на часы.
– Это Ник. Мы договаривались примерно в это время пойти в «Тики Хат» на ужин.
В каюту вошел Ник Кронус. Он ухмыльнулся, и густые усы поехали вверх, как у персонажа мультфильма.
– Шон, что с тобой стряслось?
– Долго рассказывать. А если коротко, то чтобы спасти человека от камеры смертников, приходится перешагивать или наступать на людей, которые не хотят его спасения.
Ник фыркнул, хрустнул мозолистыми руками и заявил:
– Мужик, прежде чем лезть в такую ситуацию, нужно было позвонить мне.
– Поверь, Ник, я и не подозревал, что окажусь на боксерском ринге, где поединок заканчивается смертью.
– Что? Иди ты! Да что случилось-то?
– Я все расскажу, когда будет больше времени. Дейв только что показал мне изображение одной очень старой картины. Художника зовут Босх. Он написал много картин, изображающих силы добра и зла. Взгляни сюда.
Ник подошел к компьютеру.
– Это одна из его картин, – сказал О’Брайен. – Она называется «Святой Иоанн на Патмосе». Ты что-нибудь знаешь об этом греческом острове?
Ник изучил картину и ответил:
– Это святой остров. Там есть большой монастырь. Многие греки приходят туда хотя бы раз в жизни. Туда был изгнан святой Иоанн. Он выжил с Божьей помощью. Жил там в пещере почти два года. Прислушивался к Богу и предсказывал Апокалипсис… Армагеддон.
– Откровение Иоанна Богослова? – уточнил Дейв.
– Ага, оно самое. Он был избран Господом, чтобы выложить все как есть, ну, ты понимаешь. Человек портачит… в смысле, по-крупному портачит – и не попадает в Царство Божие. Добро побеждает зло. То место, где жил святой, мы в Греции зовем Святым гротом.
Дейв посмотрел на картину.
– Все это явно повлияло на Босха. Но понять бы еще, что навело отца Каллахана на мысль нарисовать омегу.
Дейв нажал несколько клавиш, и на экране появилось новое полотно.
– Эта картина Босха называется «Искушение святого Антония». Давай я выведу вот этот фрагмент. Смотрите сюда.
О’Брайен и Ник придвинулись к экрану.
– Точно, мужик, – заявил Ник. – Это она, омега.
– Посмотри внимательно, – сказал Дейв, – выше куска ткани, на котором он рисует, рядом с парнем в цилиндре. Над ним видно скобу, место, к которому можно приковать узника… и она изображена в виде безупречной омеги.
Дейв нажал другую клавишу, и на экране появилась следующая картина.
– А эта картина Босха называется «Корабль дураков». Кое-кто в мире искусства теоретизирует насчет развевающегося на мачте вымпела, если развернуть мачту горизонтально…
Дейв коснулся клавиши и повернул изображение на девяносто градусов.
– Вот так хорошо видно, что развевающийся вымпел образует омегу.
– Этот чувак, Босх, – фыркнул Ник, – похоже, объелся красок.
– Похоже, – ответил О’Брайен, – он предоставлял зрителю истолковывать увиденное.
– Именно, – согласился Дейв. – Босх создавал аллегории. Его картины содержат всевозможные символы, каждый из которых то ли имеет скрытый смысл, то ли нет. Он стоял на границе средневекового искусства и Возрождения и ходил по грани между добром и злом в их извечной борьбе. Босх был вдохновителем Сальвадора Дали.
– Похоже, он вдохновлял не только Дали, но и отца Каллахана, – заметил О’Брайен. – Но почему? В чем значимость омеги, картины Босха со святым Иоанном и трех шестерок?
Ник покосился на картину.
– Этому парню, Босху, нравилось рисовать кучи носящихся тут и там голых людей. Стоит взглянуть на них, и у меня начинает голова болеть. Пойдем поедим.
– У меня нет времени на еду, – ответил О’Брайен.
– Двадцать минут, не больше, – сказал Дейв. – Мы хотим услышать, что же случилось в Майами-Бич. А я расскажу тебе, что еще узнал про омегу.
77
Они заняли угловой столик в «Тики Хат» подальше от туристов и нескольких капитанов чартерных лодок, которые сидели у барной стойки и травили истории о том, каким образом и как часто им приходилось учить туристов рыбачить, едва они выбирались к рифам или мелководью.
О’Брайен привязал поводок Макс к ножке своего стула и посмотрел на часы.
У стола появилась Ким Дэвис, держа в руках три меню.
– Шон, что с тобой стряслось?
– Моя боксерская карьера завершена, – ответил О’Брайен. – Ким, я очень тороплюсь.
– Не вопрос. Хочешь льда для глаза?
– Да он уже и так приходит в норму.
Ким, улыбаясь, ждала, пока мужчины сделают заказ.
– Первый круг за мной, – объявил Дейв. – Три «Короны».
– Я принесу мисс Макс миску холодной воды.
Когда Ким ушла, Дейв повернулся к О’Брайену.
– Ладно, так что же случилось в Майами-Бич?
– Как думаешь, у них тут вечером будут каменные крабы?
