– Станем искать не ранее чем через три дня и только по заявлению кровных родственников.
Звонок Льва Егорыча застал Виктора с Давидом в деканате Политеха, где они пытались узнать адреса и телефоны Лялькиных одногруппников, чтобы у тех, в свою очередь, попытаться узнать что-нибудь о пропавшей девушке.
Скрежет поворачивающегося в замке входной двери ключа прозвучал чем-то вроде автоматной очереди. Все сидящие привстали со своих мест, Михаил с Виктором дружно спрыгнули с подоконника, а в коридор выскочила практически вся группа оперативников. Когда на пороге квартиры появилась живая и невредимая Лялька в сопровождении красивого и молодого Павлика Тарасова, Нине наконец отказали силы, и она осела на пол в глубоком обмороке. Благодаря своевременности этого обморока, она не слышала, как матерно ругались опера, как грозились привлечь вызвавших их к уголовной ответственности, если за то время, пока они трудились в их квартире, кто-то где-то кого-то по-настоящему убил. Не видела она, и как метнулся к Ляльке изнемогший Давид, и как испуганно отпрянула она от него и спряталась за спину тут же расправившего плечи Павлика. Очнулась Нина от поднесенного к носу нашатыря, с которым неизвестно откуда материализовалась вдруг Лидия Тимофеевна в сопровождении героических соседей сверху.
Когда Лидию Тимофеевну и соседей наконец выдворили, а оскорбленная милиция ушла по собственной инициативе, Давид, от страшного волнения сорвавшись на фальцет, крикнул:
– Лялька! Что ты со всеми нами делаешь!
Девушка, выглядывая из-за спины Павла Тарасова, напряженно молчала.
– Лариса! – откашлявшись, обратился к ней Лев Егорыч. – Не могла бы ты нам объяснить, что, собственно, происходит?
– По-моему, это вы обязаны были мне сказать, что с вашим сыном. – Лялька говорила, старательно избегая смотреть на Давида, который сегодня здорово смахивал на настоящего сумасшедшего с черной щетиной на щеках и лихорадочно горящими глазами.
Лев Егорыч, наоборот, внимательно посмотрел на сына, но тот только непонимающе пожал плечами.
– Я не знаю, Лариса, чем тебя обидел Давид, – опять начал Лев Егорыч, сцепив руки на животе, как всегда делал, возглавляя производственные совещания, – но в любом случае ты должна была нас предупредить о том, что… – Он вдруг неожиданно для себя сбился, потому что никак не мог сообразить, о чем всех их должна была предупредить Лялька.
– Я никому ничего не должна! – закричала в ответ девушка. – Я не виновата, что вы утаили от меня, что Давид… болен!
– Болен? – удивился Лев Егорыч и опять развернулся к сыну. – Я не знал… Что с тобой случилось, Давид?
– Чушь какая! – сморщился молодой человек. – Ничем я не болен. Есть, правда, небольшой астигматизм, но мне даже очки пока не прописали…
– Астигматизм! Как бы не так! Ха-ха-ха! – сатанински рассмеялся возмущенный коварным поведением экс-жениха Павлик Тарасов. – А как же справка из психдиспансера? С печатью и с подписью главврача! Ляля сама видела!
– Какая справка? Из какого диспансера? Что ты городишь, придурок? – пошел грудью на Павлика Давид, и между ними вынужден был встать Михаил Иннокентьевич.
– Такая! – из-за спины отца продолжал выкрикивать Павлик. – Настоящая! Которую ваша мать Ларисе показывала! А там, между прочим, прописано, что у вас маниакальный синдром! Думали, что об этом никто не узнает? Как бы не так!
В комнате, куда все перебрались из кухни, повисла нехорошая тишина. Первой истерично расхохоталась Нина:
– Ай да Галина Андреевна! Ай да молодец! Из сына маньяка сделала! Не пожалела!
– Так я и знал! – хлопнул себя по колену Давид. – Чувствовал же, что она что-то задумала… Но такое даже не мог вообразить…
– Погодите, погодите, – насторожился Лев Егорыч. – Не хотите же вы сказать, что Галина Андреевна… – Он замолчал, потому что продолжить дальше боялся.
– Именно, папа, именно! Наша мамочка способна на все! – и он бросился к Ляльке. – Лялечка! Не верь! Мамаша моя все придумала! Как это называется… сфальсифицировала… вот! Не знаю, как она эту справку получила, только в ней все ложь! Ну посмотри на меня! Ну разве я похож на маньяка! Я люблю тебя, Лялька! Какой же я маньяк?
Девушка смотрела на Давида во все глаза и еще не знала, стоит ей верить ему или нет.
– А как же голая девушка у вас в квартире? – дрожащим голосом спросила она.
Давид обернулся ко Льву Егорычу:
– Отец? Что за девушки у нас в квартире? И почему голые?
Лицо замдиректора «Петростали» пошло красными пятнами. Он отер проступившую на лбу испарину и проговорил:
– Дома, Давид, мы разберемся со всем этим… – Он брезгливо поморщился и обратился к Ляльке: – Верьте ему, Лариса. Он абсолютно нормален и любит вас. И если вы сделаете нам честь и согласитесь стать его женой, то мы будем очень рады.
Из Лялькиных глаз опять полились слезы. Давид опустился перед ней на колени и обхватил руками так, что Павлик Тарасов мгновенно понял – здесь ему действительно ничего не светит, и обреченно пошел к выходу вслед за своим отцом. За ними бочком потрусил Лев Егорыч, утратив вдруг всю свою начальническую стать. Когда из квартиры исчез Виктор Лактионов, не заметил вообще никто, даже Нина. Виктор наконец воочию убедился, что Фаина была права, когда весьма в грубой форме намекала на связь Нины с «Прикупив даров». Не зря же Тарасов расположился на окне у столетника как первый друг дома. Окончательно убитый, Виктор Лактионов брел домой, а Нина в этот самый момент смотрела на счастливую Ляльку, обнимающуюся с Давидом, и думала о том, что не будет больше препятствовать их свадьбе.
Галина Андреевна Голощекина готовила мужу обед и уже который раз неожиданно для себя застывала в раздумьях то с ножом, то с ложкой в руках прямо посередине кухни. Беспокойство, которое поселилось в ней после разговора у микроскопа с Муромцевой, не только не оставляло ее, а, наоборот, усиливалось. Нина пообещала, что Галина еще пожалеет обо всем. А о чем ей, собственно, жалеть? Ее семья – ее крепость, и она имеет полное право охранять ее так, как считает нужным. Никто же не осуждает защитников цитаделей, которые бесчеловечно выливали на головы осаждающих бочки горячей смолы и забрасывали их булыжниками! Их даже считают героями, памятники им ставят. На войне свои законы! Галина почувствовала себя удачливым полководцем, а Нину – поверженным противником и решительно посолила кипящее на плите душистое харчо, самое любимое блюдо Льва Егорыча. Но все-таки интересно, куда направилась Муромцева после разговора с ней? Имела ли ее угроза под собой реальную почву или являлась чистой воды блефом? Да что она может, эта Нина, жалкий инженер первой категории, тарасовская и лактионовская подстилка!
Галина Андреевна выключила газ под готовым харчо и принялась за куриные котлетки. Давидик еще оценит ее старания! Еще скажет спасибо! Он вернется к ним из своей квартиры на Караванной, и они опять заживут втроем душа в душу до тех пор, пока она не найдет ему подходящую девушку. Галина поправила на пальце специально сделанное по ее заказу украшение, состоящее из трех сцепленных между собой колечек. Самое толстое гладкое кольцо – это Лев Егорыч; колечко потоньше, с алмазной насечкой, – это она, Галина; а тоненькое, украшенное витой проволокой, – Давидик! И никого другого им пока не надо! А девушка? Девушка будет попозже. Она даже знает, где ее взять. Пожалуй, не нужна им вторая решительная Галина Андреевна! Как это она сразу не догадалась! Ее, Галининой, силы характера хватит на всех. Пусть будущая жена Давидика будет мягкой и послушной, а Галина воспитает ее в том стиле, в каком потребуется. И для этой роли вполне подойдет, например, секретарша Леночка. Во-первых, она хорошенькая, как куколка, вся в золотых кудряшках; во-вторых, она из хорошей семьи, дочь заведующей заводской поликлиникой; в-третьих, готовится к поступлению в институт, так что за нее не стыдно будет перед людьми. Галина Андреевна удовлетворенно хмыкнула и перевернула на другой бочок последнюю золотистую котлетку в сухариках.
