— Дело в том, что Ариадна тебе не бабушка. — Анна прошлась туда-сюда и остановилась в непосредственной близости от онемевшего Эрвина. — Ты ей не внук… Я нашла детский дом, где жил ребенок Ламаров и ты… Работница приюта подделала документы и выдала тебя за наследника Ламаров, оставив истинную наследницу в приюте.
— Наследницу? — еле слышно спросил Эрвин.
— Да, настоящей внучкой Ариадны является Сильвия, вошедшая к вам в дом как ее медсестра. Все несчастья начались с ее появления, а явилась она вместе с журналисткой Остерией. Именно та раскопала ужасный факт в биографии рода Ламаров. Как она на него вышла, мы никогда не узнаем. А может быть, и узнаем, если я поднапрягу мозги. Интересовалась она военной историей и как-то вышла на фамилию Ламар. Она шантажировала твою бабушку.
— Чем? Тем, что я оказался не ее внуком?! Она же всегда могла спокойно подойти ко мне и все рассказать. Ариадна знала, какой я человек и что чужого мне не надо.
— Не все так просто… Ариадну мучили угрызения совести за потерянного сына, и тут оказывается, что она воспитывала чужого подкидыша. Такого удара, что рядом с ней все время был человек не одной с ней крови, Ариадна — «истинная арийка» — вынести не могла.
— Я бы отдал законной наследнице Ламаров все, что ей принадлежит по праву.
— Ты отдал бы даже больше, я в этом не сомневаюсь, только не это волновало душу Ариадны. Она корила себя, что уделяла тебе, маленькому мальчику, мало внимания, что постоянно отдавала тебя в детские закрытые учреждения. Теперь она оправдала себя полностью тем, что якобы ее интуиция не ошиблась, не принимая внука. Она обозлилась на тебя. Ей было все равно, что ты работал как вол, приумножая ее деньги. Эта женщина с холодным сердцем и жестоким умом негодовала, что все это время ее расположением, ее вниманием, благами, домом Ламаров пользовался чужой еврейский мальчик. — Анна говорила быстро, боясь остановиться. — Твое настоящее имя и фамилия Дэниэль Штроффе. Я нашла женщину, знавшую твою мать, которая собственноручно отдала тебя Ламарам как их наследника.
— Зачем она это сделала? — спросил Эрвин.
— Я постараюсь объяс… нет, рассказать, так как объяснить этот поступок я не могу. Твоя мать Софи Штроффе была женщиной с весьма подорванным здоровьем, еще ребенком она попала в фашистский концлагерь. Без мужа, имя его до сих пор неизвестно, с маленьким ребенком на руках она получила работу главного бухгалтера при детском приюте в Германии. Там содержались очень сложные дети, требующие каждодневного медицинского ухода и из-за этого не попавшие в обычные семьи. Софи, имевшая высшее образование и инвалидность, соглашается на эту работу только из-за того, что ей дают крышу над головой и питание, то есть полное довольствие для тебя. Но она все равно чувствует, что конец ее скор, все чаще сжимается сердце от боли и не хватает воздуха. Она с ужасом думает о судьбе своего маленького сына. Что с ним будет после ее смерти? Нет отца, нет родственников… Понятно, что путь у ее мальчика, здорового и хорошенького, был один. Его сразу же усыновят. И как-то повлиять на это Софи не могла. Тогда она приняла единственно правильное решение. Она сама еще при жизни решила найти подходящую семью для своего ребенка. В это время к церкви, примыкающей к детскому приюту, прибились два наркомана с маленьким ребенком на руках. Им не могли отказать в помощи и всех приняли. Молодой мужчина умер сразу же, а его жена умирала в ломке и муках очень долго. Органы, пораженные наркотиками, отказывали один за другим. Перед смертью она успела сказать твоей матери, которая часто проводила время у кровати несчастной, что ее парень был не просто дешевым наркоманом, а богатым наследником, сыном известного композитора Ламара. Наркоманка умерла, и, после того как ее похоронили, Софи задумалась: была ли ее речь бредом или знаком свыше? Она сама проверила эту информацию и убедилась, что все сказанное умирающей девушкой правда. Она сама ненавязчиво подкинула Ариадне Львовне сведения о местонахождении продолжателя их рода. Еще больше сыграло ей на руку то, что даже за внуком Ариадна приехала не сама, а прислала своего представителя. Как главный бухгалтер, Софи быстро все оформила и отдала сына Ламарам. Так Дэниэль Штроффе стал Эрвином Ламаром, а Сильвия Ламар стала Сильвией Кокс и осталась жить в приюте… Ты как?
— Я держусь. Ариадна ничего не проверяла?
— А зачем? Она заполучила ребенка, была уверена, что это ее внук, как всегда, не испытывала сильных эмоций, все шло нормально… до того, как к ней приехала Остерия с Сильвией. Мне Остерия сразу показалась бестией с огненными волосами, и первое впечатление было верным. Именно эта вездесущая проныра разрыла это древнее дело и свалилась Ариадне как снег на голову. Старуха завелась не на шутку! Перед ее глазами был ты — умный, образованный, но чужой, и нескладеха с нулевыми перспективами — родная внучка. Эта ситуация показалась ей столь несправедливой, что довела ее до убийств.
— Откуда ты все узнала?!
— Я предоставлю тебе документы, письменные показания свидетелей и неопровержимые доказательства того, что я сейчас тебе рассказала. Все-таки был человек, который заметил подмену или просто догадался, и Софи была вынуждена рассказать ей правду. Это была медсестра детского приюта Ангелина. Они были подругами, и Ангелина поняла Софи, простила и никому ничего не сообщила, но, как она поведала мне, была вынуждена нести этот тяжкий крест. Сейчас она — монахиня при той же церкви, совершенно потерянная, одинокая женщина без возраста. Я видела ее, говорила с ней и узнала историю твоего детства из ее уст. Приехать сюда она не смогла, так как у нее больные ноги, но все написала, и если ей обеспечить явку в суд, то она все подтвердит.
— Шах и мат… — прошептал Эрвин.
— Я бы сказала, что пока был шах… мат случился тогда, когда из миллионов женщин России ты выбрал именно меня.
— И ни на минуту об этом не пожалел, — откликнулся Эрвин.
— А у меня была, вернее есть, бывшая свекровь, к которой я прекрасно отношусь. На свою голову она еще и беспокоилась за меня и рванула за мной на Запад. На несчастье твоей бабушки, моя свекровь узнала ее, только сама не могла в это поверить. Она так и сказала мне, что, похоже, узнала одного человека. Был праздник, шум, гам, да и подозрение Клавдии Ивановны было слишком страшным. Она не сказала мне тогда, а потом не успела. Этот человек тоже испугался и убрал ее, столкнув с лестницы и уничтожив то, что не должно было появиться в отчете патологоанатома. Что пострадало больше всего у моей свекрови? Рука и плечо! Кожа сожглась, и почему я сразу не вспомнила, что именно на этой руке у Клавдии Ивановны был номер концлагеря, который поставили в годы войны, угнав ее в плен еще совсем подростком. Твоя Ариадна тоже там была, но она очень быстро стала сотрудничать с немцами, донесла на людей, готовящих побег из лагеря, и постепенно перешла на службу к фашистам. Потом она быстро окрутила композитора и поселилась у него в доме, она выдавала себя за бывшую заключенную концлагеря. Не знаю, что мешало жить Ариадне в Германии, но она там чувствовала себя неуютно. Наследила она там неплохо… вот и рвалась в Австрию. Говорят, что многие нацистские преступники укрылись именно в вашей тихой стране.
