– Некуда мне идти. – Девчонка вытерла слёзы и шмыгнула носом. – Я понятия не имею, где мой дом. И как мне вообще выбраться из вашей чёртовой страны!
– Она чево, из таких же? Как ты? – Ник утвердительно кивнул. – Ни фига себе…
Тван критически оглядел Кшыстю. За месяц сытой жизни она слегка округлилась, но всё равно выглядела весьма неказисто. Тощий заморыш с заметно проступающими под рубахой сиськами. Первый же внимательный взгляд – и их план расколется, как ореховая скорлупа под крепкими зубами. И тогда… Троица набычилась и угрюмо молчала. Поняв, что другого выхода нет, Тван распорядился:
– Придётся делать из неё мальчишку! Но, Ник, – он сурово посмотрел на парнишку, – ни одна душа на корабле не должна узнать, что это девка! Если кто-то догадается, её тут же выкинут за борт, а ты полетишь следом! Это пиратское отродье блюдёт свои законы похлеще, чем даже служки в пирамиде… Одежду ей нормальную найдите, волосы обрежьте покороче. И смените имя на приличное… Крис, что ли… А ты за это время, – девчонка не спускала с Твана глаз, – должна научиться вести себя как пацан – говорить, ругаться, двигаться, думать и даже ссать, как они… Не-е-ет, дьявол тебе в печёнку! Я отказываюсь! Втягиваю вас в полное дерьмо! Вы же ни за что не справитесь! Сваргова погибель!
Ребята втроём принялись уламывать Твана, но тот стойко отбивался. И сдался только, когда Кшыстя, разъярившаяся, как тигрица, загнула на него такими ругательствами, что уши у друзей дружно свернулись.
Тван подскочил на месте и, махнув в отчаянии рукой, медленно поплёлся к воротам, ворча под нос:
Хайрел
Белоснежные стены, будто залитые сверху светом утренней зари, внезапно возникли за очередным поворотом. Лея в изумлении смотрела на открывшийся вид – ничего подобного она в жизни не видела.
Хайрел подошёл и встал за её спиной. Помолчав минуту, он выдал:
– На пирог похоже. Обмазанный кремом и облитый клубничным сиропом.
Лея хихикнула. Сравнение было верным.
– Интересно, многие об этот пирожок зубки обломали?
Хайрел хмыкнул. Издали стены города казались воздушными и ярко сверкали в лучах утреннего солнца, но под тонкими пластинами белого полированного мрамора были скрыты массивные гранитные глыбы. И вряд ли кто-то в трезвом уме решится попробовать их разрушить.
– На моей памяти таких сумасшедших не было! Петросса, как любая красотка, весьма обманчива. Манит тебя белизной тела, свежестью румянца, красотой кружевного белья, а внутри – такой неуступчивый каменный характер, что можно лоб в два счёта расколотить.
Лея вспыхнула от пристального взгляда молодого человека, хотя твёрдо решила не принимать ни одного его слова о женщинах на свой счёт. У них с Хайрелом сложились весьма своеобразные отношения. Они много смеялись, беззлобно подшучивая друг над другом, но разговоров о любви старались тщательно избегать.
Пузо задумчиво поскрёб живот и философски изрёк:
– Каждый раз она разная, но всегда дьявольски хороша!
Бросив ещё один влюблённый взгляд на медленно плывущий к нему город, капитан отправился раздавать матросам указания. Их долгое и небезопасное путешествие подходило к концу, и вся команда находилась в предвкушении заслуженного отдыха, пока мастеровые на причале будут приводить в порядок пострадавшую в пожаре «Медведицу».
После нападения маргонов они двое суток плыли, не останавливаясь, благо ветер опять дул в нужную сторону. Нападавшие не успокоились и продолжали своё преследование – команда несколько раз видела их освещённые солнцем силуэты на левом берегу Вананги.
Ливас умер на четвёртый день, несмотря на все старания Лабуса. Меч дикаря нанёс непоправимый ущерб чему-то там в животе этого великана, и никакие усилия лекаря и чудодейственные настойки не смогли навести в его организме прежний порядок.
Скрежеща зубами от дикой боли, он подозвал к себе брата и долго что-то говорил ему. Ситус слушал последние слава умирающего, только иногда кивая головой. Что сказал ему брат, осталось неизвестным, но Ситус после этого надолго погрузился в непривычное для него молчание.
Похоронили Ливаса на берегу Винтуры. Хайрел заприметил высокое раскидистое дерево, одиноко стоявшее на широкой поляне, и команда решила устроить у его корней последний приют для умершего. Невысокий холмик украсили пирамидой из белых камней, валявшихся тут в изобилии, и «Медведица» поплыла дальше.
Движение на реке заметно оживилось. То и дело стали попадаться тяжелогружёные неуклюжие лодки, перевозившие добытый в каменоломнях камень в Трианию, Барлонию или Гахар. Зима окончилась, и торговцы мрамором и гранитом спешили выполнить поступившие им заказы. Капитаны встречных посудин приветствовали Пузо радостными криками, с любопытством разглядывая обгоревшую «Медведицу». На их вопросы толстяк отшучивался и зубоскалил, но Хайрел всё больше нервничал – лишнее внимание им сейчас совершенно ни к чему.
Главные ворота Петроссы, отделанные золотыми и серебряными пластинами, переплетающимися в сложном узоре, были широко открыты, массивная решётка поднята, и по подъёмному мосту непрерывным потоком в обе стороны двигались повозки, пешеходы и всадники. У обширной пристани стояло с десяток различных судов, одни из которых разгружались, а на другие матросы затаскивали тюки и мешки с товаром.
Чтобы не привлекать внимания к их отряду, Хайрел попросил капитана причалить чуть раньше, в небольшой заводи в миле от города. Поймав удивлённый взгляд капитана, мужчина хмыкнул:
– Хочу сделать сюрприз своему другу! А с пристани в город слухи добегут быстрее, чем крысы свалят с тонущего корабля. Буду и тебе весьма благодарен, если твоя команда пару дней согласится поиграть в молчанку… Двух литов будет достаточно?
Пузо ухмыльнулся и согласно кивнул. Литы никогда ещё никому не помешали, а он в эту поездку порядком натерпелся – лодку чуть-чуть не спалили, палуба была серьёзно повреждена, да и матрос погиб. Правда, пассажир щедро отсыпал в его кошель золота на ремонт, но… сколько предстоит лишних телодвижений. А что до молчания… кто это видел молчащего матроса после двух кувшинов гахарского?!
Едва разместившись с друзьями на небольшом постоялом дворе у развилки дорог, Хайрел велел Ситусу ехать в Петроссу. Парень должен был отыскать во дворце лангракса Сентории Жумара Стейнбока и передать тому просьбу о встрече. Ехать лично Хайрел опасался – мало ли какие указания пришли за это время из Остенвила.
Время тянулось медленно. Уже совсем стемнело, и все постояльцы давно отужинали и отправились по своим комнатам. Хозяин сидел у очага и откровенно зевал, с неприязнью поглядывая на потягивающего вино припозднившегося гостя. Хайрел начал уже тревожиться, всё ли в порядке, когда дверь открылась и Ситус возник в проёме.
Бухнувшись на лавку, он крикнул хозяину подавать ужин. На столе немедленно появились тарелка с несколькими ломтями холодного варёного мяса, половинка круглого хлеба и огромная кружка тёмного крепкого пива. Утвердительно кивнув на немой вопрос, Ситус быстро проглотил еду и, одним духом покончив с пивом, отправился во двор. Хайрел нашёл его у задней стены конюшни. Понизив голос, прислужник доложил:
