– О господи. – Хватаясь за живот, я опускаюсь на кровать прядом с Шер. – Что я наделала?
– Профукала все, – говорит Шери. – Учитывая, что ты в него влюблена.
Я жалобно смотрю на нее.
– А что, это так заметно?
– Для тех, кто знает тебя восемнадцать лет? Да. Для него – возможно, и нет.
Я поднимаю полные слез глаза к потолку:
– Я такая идиотка!
– Да, – соглашается Шери. – Так и есть. Ну почему ты сразу не сказала мне о дипломе?
– Я знала, что ты разозлишься, поэтому и не сказала.
– Так я и разозлилась.
– Ну вот. Я же знала.
– Лиззи, да пойми же, – продолжает она, – если образование обошлось тебе бесплатно, это еще не значит, что можно относиться к нему расточительно. История моды? Ну что за специальность?
– Ну, по крайней мере, мне не пришлось убивать крыс! И в ту же секунду я жалею об этих словах, потому что глаза Шери наполняются слезами.
– Я же объясняла тебе, мне пришлось убить мистера Джингла. Ученый должен уметь дистанцироваться.
– Прости. – Я обнимаю ее. – Прости меня. Сама не понимаю, что со мной.
Шери не обнимает меня, она оглядывает комнату и говорит:
– Что ты собираешься делать с этим платьем?
– Не знаю, – с грустью признаю я, обозревая искалеченное платье. – Сейчас оно выглядит еще хуже, чем раньше.
– Ну, не знаю. Я не видела, каким оно было раньше, но трудно представить, что могло быть хуже.
Глубокий вздох вырывается из моей груди.
– Я все исправлю, – говорю я, имея в виду не только платье Викки. – Еще не знаю как, но все исправлю. Даже если мне придется всю ночь трудиться.
– Ладно, – говорит Шери, поднимается и идет за тарелкой на тумбочке. – Вот. Мир.
Она ставит тарелку мне на колени. А на тарелке всякая снедь с праздничного стола – ветчина из дичи, овощи в сырном кляре, винегрет, разные сорта сыра и…
– Это фуа-гра, – Шери показывает на коричневую массу на краешке тарелки. – Ты хотела попробовать. Хлеба я не принесла, поскольку надеюсь, ты еще придерживаешься низкоуглеводной диеты – круассаны и бутерброд с шоколадной пастой не в счет. Вот вилка. И вот еще.
Она открывает дверь и у нее в руках оказывается ведерко со льдом.
– Моя диет-кола! – У меня снова на глазах выступают слезы.
– Да, – кивает Шери. – Это было в холодильнике. Я подумала, что тебе пригодится, раз уж ты собираешься нести ночную вахту. А именно это, – она еще раз осматривает останки свадебного платья, – похоже, тебе и предстоит.
– Спасибо, Шер, – всхлипываю я. – Прости меня. Не знаю, почему я так забросила учебу. Просто я слишком увлеклась Энди и не очень-то обращала внимание на то, что происходит вокруг.
– Дело не в этом, – говорит Шери. – Согласись, Лиззи, тебя не очень-то интересовала учеба. – Она кивает на мою корзинку со швейными принадлежностями. – Вот твой конек. И если кто и может спасти это платье, то только ты.
Мои глаза снова наполняются слезами:
– Спасибо. Только… что же мне делать с Люком? Он… правда теперь ненавидит меня?
– Ненависть, пожалуй, слишком сильное слово, – говорит Шери. – Ему, скорее, просто горько.
– Горько? – я утираю слезы. – Горько – это гораздо лучше. С этим еще можно что-то сделать. – И тут же добавляю, увидев, с каким любопытством Шери смотрит на меня: – Ну, мне это не особенно нужно. Все равно у него есть девушка, и живет он в Хьюстоне. А я только что порвала тупиковые отношения и вовсе не хочу ввязываться в новые.
– Н-да? Ну ладно. Давай, Коко, держись! Мы все с нетерпением ждем твоего творения утром.
Я пытаюсь рассмеяться, но получается только икнуть.
– И кстати, Лиззи, – Шери останавливается у двери. – Больше никаких секретов ты от меня не скрываешь?
Я с трудом сглатываю.
– Абсолютно никаких.
– Хорошо. На том и порешим. – И она выходит из комнаты.
И мне совсем не стыдно, что я скрыла от нее факт орального секса. Есть вещи, которые даже лучшим подругам знать не обязательно.
Когда в 1940 году немцы оккупировали Париж, в моде наступил застой. Экспорт высокой моды прекратился, и строгая экономия всех ресурсов ради ведения войны привела к тому, что такие вещи, как шелк, который шел на изготовление парашютов, достать было невозможно. Однако фанатки моды не сдавались: они рисовали сетку и шов прямо на ногах, изображая любимые чулки. Женщины, не столько художественно одаренные, перешли на брюки. В обществе, привыкшем к воздушным налетам и бибопу,[20]это наконец стало вполне приемлемым.
История моды. Дипломная работа Элизабет Николс
23
Сплетня – это новость, бегущая впереди себя в красном платье.
Лиз Смит (р. 1923), американская журналистка и писательница
Я просыпаюсь от настойчивого стука в дверь и сонно оглядываюсь по сторонам. К моей щеке прилип кусок кружева.
Серый утренний свет заливает комнату. Вчера я забыла задернуть шторы, переодеться в пижаму, смыть косметику, почистить зубы.
В дверь продолжают стучать.
– Иду, – говорю я и скатываюсь с кровати. Виски пронзает острая боль. Вот к чему приводят подпитываемые колой ночные бдения.
Я пробираюсь к двери и осторожно приоткрываю ее на пару сантиметров.
Передо мной стоит Викки Тибодо в бледно-голубом пеньюаре.
– Ну? – озабоченно спрашивает она. – Ты закончила? У тебя получилось спасти его?
– А сколько времени? – спрашиваю я, потирая глаза, в них словно песка насыпали.
– Восемь. Я выхожу замуж через четыре часа. ЧЕТЫРЕ ЧАСА. Ты закончила?
– Викки, – начинаю я, с трудом подбирая слова, эту речь я не раз прокручивала в голове часов с двух ночи. – Дело в том…
– К черту, – Викки всем телом наваливается на дверь и отодвигает меня.
Три шага внутрь, и она застывает, увидев то, что висит у меня на стене.
– Э-э-то, – заикается она, и глаза у нее становятся большими. – Э-э-то…
– Викки, – снова говорю я. – Позволь мне объяснить. Платью, на которое твоя портниха нашила все эти кружева, не хватало собственной структурной целостности, и оно не могло существовать само по себе без…
– Мне нравится, – еле выдыхает Викки.
