Книга Тысяча поцелуев - Джулия Куин

За час до описываемых событий

Уиппл-Хилл, другая комната

Если Хью когда-нибудь действительно станет маркизом Рамсгейтом, первое, что сделает, – изменит фамильный девиз. Он ведь имеет право сделать это, не так ли? Потому что «С гордостью приходит храбрость» не имеет смысла для нынешних поколений мужчин семьи Прентис. Нет. Если бы Хью имел право голоса, то изменил бы этот девиз на другой: «Плохое может стать еще хуже».

И вот доказательство: короткая записка, которую принесли в его комнату в Уиппл-Хилле, пока он в маленькой гостиной разбивал Саре сердце.

Записка была от отца, его отца.

Как же неприятно смотреть на знакомые остроугольные буквы! Потом он прочитал написанное и понял, что лорд Рамсгейт здесь, в Беркшире, чуть дальше от Уиппл-Хилла, в «Уайт харт», самой фешенебельной из здешних гостиниц.

Хью представить не мог, каким образом маркиз получил номер, когда все гостиницы были забиты свадебными гостями, но его отец всегда умел идти по жизни, добиваясь своих целей угрозами и шантажом. Хью оставалось только пожалеть бедняг, которых будут переселять в комнаты похуже, а то и вовсе в сарай.

В записке не было и намека на цель его приезда в Беркшир. Хью это не особенно удивило: отец никогда не считал нужным объяснять свои поступки. Все, о чем он посчитал нужным сообщить, это название гостиницы и желание немедленно поговорить с Хью.

Хью обычно из кожи вон лез, чтобы избежать общения с отцом, но не был так глуп, чтобы игнорировать прямой приказ, поэтому велел камердинеру сложить его вещи и ждать дальнейших указаний. Он не знал, как отнесется Дэниел к тому, что он возьмет один из экипажей Уинстедов, но поскольку дождь все еще безжалостно бил по земле, а Хью почти не мог ходить без трости, у него не оставалось другого выхода.

Встречу с отцом он проигнорировать не мог. И не важно, как к этому отнесется Дэниел, пусть даже придет в дикую ярость.

– Боже, как же я это ненавижу! – пробормотал Хью себе под нос, неуклюже забираясь в экипаж. И тут же задался вопросом, не заразился ли он от Сары склонностью к драматизированию, потому что все, о чем он мог думать, это: «Я иду навстречу злой судьбе».

* * *

Беркшир, Тэтчем, гостиница «Уайт харт»

– Что ты здесь делаешь? – раздраженно бросил Хью, не успев сделать и двух шагов в отдельный кабинет гостиницы.

– Даже не поздороваешься? – спросил отец, не потрудившись встать. – Не спросишь: «Отец, что привело тебя в Беркшир в такой прекрасный день?»?

– На улице дождь.

– И все в природе обновляется! – жизнерадостно объявил лорд Рамсгейт.

Хью ненавидел моменты, когда маркиз разыгрывал роль доброго папаши, поэтому ответил холодным взглядом.

Отец показал на стул напротив стола:

– Садись.

Хью предпочел бы стоять, хотя бы для того, чтобы сделать назло отцу, но нога болела, а желание противоречить было не настолько велико, чтобы пожертвовать собственным комфортом, и поэтому сел.

– Вина? – спросил отец.

– Нет.

Осушив бокал, маркиз Рамсгейт заметил:

– Оно все равно не слишком хорошее. Следовало бы прихватить вина из своих подвалов на подобные случаи путешествий.

Хью сидел с каменным выражением лица, ожидая, когда отец перейдет к делу.

– Сыр вполне съедобный, да и хлеб ничего, угощайся, – предложил маркиз, потянувшись к блюду на столе.

– Какого черта все это означает? – взорвался наконец Хью.

Отец, развалившись в кресле, явно ожидал этого момента. Лицо его расплылось в самодовольной ухмылке:

– А сам не догадываешься?

– Даже не пытаюсь.

– Я здесь, чтобы поздравить тебя.

Хью уставился на него с неприкрытым подозрением.

– С чем?

Отец погрозил ему пальцем:

– Не стоит притворяться. До меня дошли слухи, что ты вот-вот обручишься.

– От кого?!

Хью впервые поцеловал Сару только накануне вечером. Откуда, черт возьми, отец узнал, что он собирался сделать ей предложение?

Лорд Рамсгейт небрежно махнул рукой:

– У меня повсюду шпионы.

В этом Хью не сомневался, но все же…

– За кем ты шпионил: за Уинстедом или за мной?

Отец пожал плечами:

– Какая разница?

– Огромная.

– Полагаю, за обоими. Ты облегчаешь мне задачу. Можно убить двух зайцев одним ударом.

– Будь добр не шутить в моем присутствии, – попросил Хью, вскинув брови.

– Как всегда, серьезен, – прищелкнул языком маркиз. – Ты никогда не понимал шуток.

Хью молча уставился на него. Отец обвиняет его в отсутствии чувства юмора? Поразительно!

– Я не обручен, – начал Хью, отчетливо выговаривая слова, слетавшие с губ как дротики. – И не обручусь в обозримом будущем. Поэтому можешь собрать вещи и возвратиться в тот ад, откуда выполз.

Отец только ухмыльнулся в ответ на оскорбление, чем насторожил Хью. Лорд Рамсгейт никогда не игнорировал оскорбления: скручивал их в маленькие шарики, наполнял осколками стекла и железа и швырял в оскорбителя.