Я звоню Индии.
— Я взяла машину напрокат, — говорю я ей. — И мне надо вернуть ее, но я совершенно вымоталась и не могу сейчас общаться с людьми, особенно с пешеходами.
— Голос у тебя просто ужасный, — говорит она.
— Потому, что я ужасно себя чувствую.
— Ты где?
— На грани самоубийства. — Я вспоминаю о Дженет: — Или убийства. Еще чуть-чуть, и машину я им не верну.
— Давай адрес, идиотка.
Я называю ей адрес бюро проката. Потом останавливаюсь у магазина с восточными товарами.
Час спустя прокатная машина возвращена конторе, а я сижу в неотапливаемом мусорном ведре, именуемом машиной Индии, и держу в руках коробку из-под сигар.
Индия разворачивает оберточную бумагу, вынимает новую кошечку Манеки Неко и улыбается.
— Хорошенькая какая, — говорит она.
— Она такая же, как… — начинаю я, но она обрывает меня на полуслове:
— Мне очень нравится.
Молчание.
Она постукивает пальцами по колесу руля, но не выжимает сцепление и не отъезжает от обочины на покрытую снежной кашей улицу.
— У тебя… — начинает она. «У тебя все в порядке?»
— Я должна тебе деньги, — говорю я в надежде с помощью этого хитрого маневра увернуться от ответа. Мне не хочется отвечать на вопрос, ответа на который я не знаю. — Ну, моя сестра должна.
— Нет, она мне ничего не должна, — возражает Индия. — По крайней мере, не так, как ты думаешь. Перед тем как вы все уехали, она в качестве извинения оставила на моей кровати пятьдесят баксов и долговую расписку.
Я не отрываясь смотрю на женщину в шелках, украшающую крышку коробки из-под сигар. Как странно чувствовать себя автором стольких неверных умозаключений.
— Почерк был подозрительно мужской, — продолжает Индия. Она усмехается: — Все еще думаешь, что он не годится на роль отца?
Ладно уж. В конце концов, в том, что касается Джины, не так-то уж я и ошибалась.
— Если он когда-нибудь опять смешает свои гены с джиниными, — назидательно говорю я, — им надо будет прежде всего купить ребенку компас.
— Жаль, что случился выкидыш, — сказала Индия после того, как мы молча просидели в машине еще несколько минут.
— Не могу найти Джонза, — откликнулась я, как будто она задала мне вопрос, а я на него отвечаю. — Надо съездить в Клуб.
— Думаешь, он там?
— Я туда поеду не из-за Джонза.
Она опять постукивает по рулю.
— Это как-то связано с тем парнем, который тебе тогда звонил?
— Да.
— Не хочешь об этом говорить?
— Да не о чем особенно говорить: всего-то потеря девственности старой девой, применение скальпеля для разделения близнецов и чудовищная ошибка.
— Вот это да! — говорит Индия. — Больше, чем я ожидала.
— Я так и думала.
— Не могу тебя сейчас оставить, — говорит она. — Не хочу найти тебя потом где-нибудь в канаве, поэтому мы поедем вместе. Согласна? А когда ты будешь говорить с этим парнем, я выйду в туалет или еще куда-нибудь.
— Ты настоящий друг, — отвечаю я, цитируя ослика Иа-Иа. — Не то что некоторые.
И хотя, как правило, я привожу цитаты, когда хочу, чтобы мои слова звучали саркастически, — как в тот раз, когда обладатель лотка с хот-догами заявил мне, что надо дополнительно платить за жгучий перец или маринованные овощи, — на этот раз я и в самом деле так думаю.
— Значит, ты собираешься посвятить свою жизнь тому, чтобы вырывать меня из челюстей китов? — спросил Джонз, не переставая смеяться.
— Если я не буду этого делать, то китовые желудки превратят тебя в месиво и медленно переварят.
— А что, разве Бог не заставит кита выплюнуть меня?
— Ты же не веришь в Бога.
Он отвесил мне поклон:
— Уичита Грей! Спасатель-доброволец! Звучит отлично. Особенно в качестве официального наименования рода занятий.
— Мне не хватает нимба, — ответила я, оглядываясь в поисках какого-нибудь подходящего желтого предмета.
— Тебе нужны светлые волосы и тонированные стекла в автомобиле.
— Сначала нимб.
И как-то так получилось, что в самом разгаре нашего веселья и поисков нимба мы налетели друг на друга. Джонз схватил меня за руку, чтобы я не упала, а я схватилась за дерево, и в результате получилось, что мы прижались к вырезанному им на дереве лицу духа. Полуденное солнце стало еще жарче, а Джона пах «Тайдом», мылом и… Джоной. И мне захотелось, чтобы нас проглотил какой-нибудь кит… чтобы мы никогда не разлучались и чтобы я всегда могла чувствовать этот его запах.
Джона отпустил мою руку, и она упала.
— Спасателей не нужно спасать, — сказал он. Но он больше не смеялся. — Ты настоящий друг.
Считайте меня сумасшедшей, но у меня всегда было такое чувство, что невинность я потеряла именно в тот день, когда так и не смогла найти себе нимб.
Глава 24
В Клубе тягуче-скучно, и время еле-еле ползет. Удивительно, ведь сегодня понедельник. Удивительно до тех пор, пока я не обнаруживаю, что каким-то необъяснимым образом Кенни удалось проскользнуть к микрофону мимо стоящего на страже Майка, и он поет нечто, что может быть и неаполитанской песней «О, мое солнце», и «Она будет ходить по горам, когда приедет». Да, самые стойкие посетители в клубных отсеках либо совсем глухие, либо слишком уж преданы этому бару.
— Он что, и в самом деле твой друг? — спрашивает меня Майк, когда мы с Индией входим в медленно прогревающийся зал. — Он назвал твое имя, и я нарушил клубные правила.
— Мы с ним вместе работаем, — отвечаю я. Потом спрашиваю: — Можно с тобой поговорить?
Глаза Майка пробегают по пустому бару из стороны в сторону.
— Конечно. Если ты его уберешь. — И он жестом показывает на эстраду и на Кенни.
Несмотря на внешнюю развязность, я довольно робкая и застенчивая. Вышибала из меня никакой. Но уж слишком много я напортачила в своей жизни за эти последние несколько дней. Все шло так хорошо, пока Индия не заметила, что мы с Джоной «совсем срослись», а я не посмотрела тот телерепортаж…
Ладно, пусть все шло не так уж гладко, но сделаем вид, что все было именно так.
Маршевым шагом я направляюсь к эстраде и тяну Кенни за джинсы.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— Хочу попросить тебя об одолжении, — говорю я ему. В ответ раздается дикий вопль. Потом стихает. Потом раздается снова:
— Уичита, дорогая Уичита…
— Кенни, прошу тебя! Умоляю! Майк больше не станет со мной разговаривать, если ты не перестанешь.
