Шикарные и щедрые подарки от моего красивого, замечательного бойфренда, о которых, я не сомневалась, мечтают многие женщины. Но мне почему-то хотелось, чтобы Рэндалл выражал свою привязанность, не опустошая свою черную карточку «Америкэн-Экспресс».
— Скажи, а в эти выходные случайно не намечается никакого формального повода, о котором я не знаю? — на всякий случай с опаской поинтересовалась я.
— Только завтра вечером. Запланирован небольшой ужин с кем-то из друзей моих родителей. Я подумал, что ты бы хотела нечто особенное по такому случаю, вот я и отправил Дирдрей в магазин.
— Как это мило с твоей стороны позаботиться обо всем. И с ее тоже, — сказала я и молча застонала. Выносить подруг Люсиль из Палм-Бич было тяжелее, чем высидеть встречу анонимных обжор.
Я встречалась с кем-то из них в Нью-Йорке во время прошлого посещения матери Рэндалла. Во время коктейля (который вместо одного часа растянулся на целых три) я отважно пыталась поддерживать с кем-то беседу. Но о чем с ними вообще можно было говорить? Ее подруги были непреклонны в отношении своего досуга, начиная с дизайна их домов до оформления ванных комнат. Какая-то женщина даже наняла няню на полный рабочий день, чтобы быть «готовой» к приезду своего новорожденного внука, которого везли к ней… с его собственной няней. «Он, конечно, чудное создание, но нельзя же требовать от меня, чтобы я бросила все и сидела с младенцем несколько часов кряду!» — кудахтала она.
Если подобные дамы составляли часть намеченного на уик-энд плана, меня и правда ждало жестокое испытание. Хотелось бы надеяться, что мне удастся выкроить хоть немного времени и в укромном уголке спокойно поработать над книгой Люка.
— Я взяла с собой рукопись, — сообщила я Рэндаллу, надеясь таким образом заранее подготовить почву для своего бегства. — Как ты думаешь, мне удастся найти время для работы?
— Надеюсь, малышка. — Рэндалл поцеловал меня в лоб. — Моя маленькая пчелка. — Он достал из сумки «Уолл-стрит джорнэл» и начал читать.
— Давай поговорим немного, дорогой? — отодвинув краешек газеты, осторожно предложила я. — Мы почти не виделись с тобой на этой неделе.
Рэндалл задумался, потом сложил газету:
— Конечно же, любимая. О чем ты хочешь поговорить? Тебя что-то волнует?
— Нет, ничего. Просто у нас никогда не бывает возможности посидеть, расслабиться и поболтать. Мы наскоро пересказываем друг другу новости на ночь глядя, но иногда мне хочется… впрочем, не знаю толком, чего мне хочется. Думаю, я с удовольствием послушала бы, как ты жил до встречи со мной.
— Верно, Клэр. Что же мне тебе рассказать? Кажется, ты и так все знаешь обо мне. Рос в Нью-Йорке, зимовал в Палм-Бич, лето проводил в Саутгемптоне…
— Это я знаю…
— И ты знаешь, что в Гротоне я состоял в команде гребцов, был избран президентом студенческого совета самоуправления. Потом учился в Принстоне, где продолжал заниматься греблей и организовал инвестиционный клуб для новичков. Там встретил тебя. — Он улыбнулся, ткнув меня пальцем в кончик носа. — Затем работал в «Голдмэне» в качестве аналитика, потом получил степень дипломированного специалиста в Гарварде и снова оказался в «Голдмэне». Что еще ты хочешь услышать, Клэр?
Я точно не знала, что именно хотела услышать, может, просто узнать о нем больше. Но ничего конкретного.
— Гм-м, ладно… ну а какие чувства ты тогда испытывал? Тебе нравилось в школе? Ты ездил в детские летние лагеря? А какое самое красивое место ты видел?
Странные вопросы, но я надеялась — они дадут толчок разговору.
Рэндалл глубоко вздохнул и снял очки.
— Мне нравилось учиться. Ребенком я ездил в лагерь Уиндридж в Крафтсбэри, и там мне тоже очень нравилось. Ну а среди самых красивых мест, которые довелось видеть, м-м-м, наверное, Кизизана на Капри и Райская скала в Антибах. Мы обязательно съездим туда вместе, дорогая, оба эти места просто великолепны. Что-нибудь еще?
Интересно, почему Рэндалл всегда так осторожен. Я же не хотела брать у него интервью, мне просто хотелось узнать его поближе. Однако его душа была для меня закрыта. Наверное, обеспеченная жизнь, без лишений и невзгод, накладывает определенный отпечаток на людей.
— А ты когда-нибудь был безумно влюблен, Рэндалл? — спросила я взяв его за руку.
Он явно почувствовал себя неловко.
— Да, сейчас, например.
Я улыбнулась.
— А до меня? В Алекс Диксон, в колледже? Или, может, в ту девушку, о которой мне рассказала твоя мама. В Коралл?..
— Знаешь, Клэр, я не вижу никакого смысла разговаривать на эту тему. Я же не выпытываю у тебя о мужчинах из твоего прошлого…
— Прости, Рэндалл, я не имела в виду ничего такого…
— Я люблю тебя, Клэр, и это все, что действительно должно иметь для тебя значение.
Я прильнула к нему. Все вышло совсем не так. У нас не получилось откровенного, душевного разговора, на который я надеялась. Но я поняла позицию Рэндалла. Он совсем не хотел ворошить прошлое. В его желании сквозило даже что-то от сентиментальных романов. Будто он был готов считать, что любовь вошла и в его, и в мою жизнь только тогда, когда мы встретились.
— Дорогая моя, — прошептал он, целуя меня в щеку. — Можно, я вернусь к своему чтению? Тут такая интересная статья о развитии рынка в Китае.
Я кивнула и полезла в сумку за рукописью Люка. Мне потребуется некоторое время, чтобы Рэндалл все-таки по-настоящему открылся мне…
Текст романа был уже близок к совершенству, но я хотела еще раз убедиться в этом. И, как когда-то я могла по многу раз перечитывать ранние стихи своего отца, я находила странное успокоение в каждой уже знакомой строчке Люка.
Мне удалось поработать около часа, но потом мои веки отяжелели. Двигатель мерно работал, мягкое кашемировое одеяло приятно согревало, и очень скоро я крепко уснула.
А дальше я помню только, как меня, легонько толкая в бок, будил Рэндалл.
— Думаю, мы уже приземляемся, — сказал он, осторожно потирая запястье. Я пошевелила пальцами ног. Болезненное ощущение. Сон был такой глубокий, а теперь всего лишь недолгая поездка на машине отделяла нас от Люсиль и всех ее подруг-сплетниц.
Я засунула рукопись Люка обратно в сумку и надела туфли.
— Вам лучше надеть это на себя, — посоветовала стюардесса, показывая на свернутое зимнее пальто, которое я оставила в отсеке для вещей. — За бортом очень холодно, а на поле еще и жуткий ветер.
— Ты слышал? — повернулась я к Рэндаллу, который был занят сборами. — Должно быть, какой-то ужасный ураган обрушился на Палм-Бич.
— Мда-а, — протянул он.
И только спустившись по трапу, я сообразила, что мы прилетели вовсе не в Палм-Бич.
— Бонжур, мадемуазель, — ошеломил меня приветствием на французском молодой человек в безукоризненно сидевшей на нем сине-красной униформе. — Добро пожаловать в Париж. Позвольте мне взять ваш багаж?
