Сколько времени мы проводим так — час, или два, или три — трудно сказать. Время остановилось для нас. Наше молчание — это только для стороннего наблюдателя молчание. Для нас оно — созвучие мыслей. Я знаю, что мы с Сашей сейчас думаем об одном — о нашей любви. У нас сейчас один разум на двоих. И если прежде, не так уж и давно нам посчастливилось соединиться физически, то сейчас, на этом утесе мы соединились духовно. И оба почувствовали это. Мы обрели иное качество. Не друзья мы с ним уже, не любовники — мы супруги теперь. Кажется, давным-давно это было: Бог соединил наши сердца. Сегодня он соединил наш разум. Мы проникли друг в друга, мы друг в друга проросли. И разъединит нас теперь разве что только смерть… бездна…
Вдруг снизу из долины потянуло жарким влажным воздухом. Я от этого как бы пробуждаюсь. И тут до меня доходит, что я давно уже неотрывно, не мигая, смотрю на черно-свинцовую тучу, наплывающую с востока. При виде этой грозной тучи, появившейся так неожиданно, у меня тревожно сжимается сердце.
— Саша!..
Он оглядывается.
Я вижу, как туча отражается у него в глазах. Глаза Саши быстро темнеют. Резким порывом ударяет нам в лицо ветер. Инстинктивно мы хватаемся друг за друга, так как боимся быть скинутыми со скалы.
Вдруг гаснет солнце. А ветер начинает метаться: то спереди, то сзади ударяет он.
— Как прекрасно! — восклицает Саша.
Есть в этом, конечно, какое-то безумие, какая-то неправильность, но картина, представшая нашим взорам, — мрачная, пугающая, — действительно прекрасна! Так, наверное, и кролик, завороженный взглядом удава, думает, что этот ужасный удав все-таки по-своему прекрасен.
Под первые раскаты грома мы начинаем спуск.
Индия — великая страна. В ней все — великое. И горы, и реки, и джунгли. И грозы! Теперь я это знаю.
Несколько молний — с интервалом в доли секунды — вдруг раскалывают небо вокруг нас. Я вижу Сашино лицо, вспыхнувшее, как солнце. Это молния ударила позади меня. Другая молния прорезает небо впереди меня, и тогда я, еще не ослепленная, вижу Сашино лицо черное, как ночь.
Фантастическая, циклопическая иллюминация! Молнии высвечивают долину с разных позиций. Свет и тени устраивают скачку, чехарду. Такое впечатление, что горы пришли в движение — заходили ходуном. Мне хочется броситься на землю, забиться в какую-нибудь щель, спрятаться, как прячется солдат при вражеском артобстреле. Ветер сходит с ума. Он вот-вот подхватит меня, бесплотную, и унесет в небеса, как уносит маленький листик, сорвав его с древа, как уносит травинку, подхваченную с земли.
И вот небо обрушивается на нас тяжелыми упругими потоками ливня. Через несколько секунд мы — мокрые насквозь. А ливень все усиливается. Это уже вовсе не дождь. Это настоящий водопад. Потоки воды не только падают на нас сверху, но уже и ручьями бегут под нашими ногами, устремляясь в долину. Они вымывают землю у нас из-под ног. Боясь поскользнуться, мы в замешательстве останавливаемся.
Молнии, — длиннющие, в полнеба, с бесчисленными ответвлениями, похожие на обнаженные корни деревьев, — освещают горы. Я вскрикиваю, я прижимаюсь к Саше и тихо плачу. Вскрикиваю я, разумеется, от страха. Но плачу — от восторга. Вот такое у меня раздвоенное состояние. И в этот момент я не знаю, отчего вот-вот сойду с ума, — от страха перед разбушевавшейся стихией пли от красоты, от божественного величия этой стихии, не умещающихся в моем сознании?
Саша приходит в себя первый:
— Нельзя стоять! Надо где-то спрятаться!
И он тянет меня за руку. Мы продолжаем спуск.
Струи ливня холодны. Время от времени налетает порывами ветер и едва не сбивает нас с ног. Деревья качаются, скрипят и стонут. Хлопают, как паруса, широкие листья. Лианы оживают. Они сейчас очень похожи на змей.
Мы бежим, падаем, вскакиваем, кричим что-то, опять бежим, порой съезжаем вниз на «пятой точке». Я не чувствую боли от ушибов; я думаю только об одном — как бы нам не сорваться где-нибудь в пропасть.
Вокруг нас темно — почти как ночью, несмотря на то, что по времени еще день. Если я останусь жива, то надолго запомню эту грозу!
После очередной вспышки молнии Саша внезапно останавливается. Ему показалось, он заметил подходящее укрытие — расщелину в скале. Бежим туда, раздвигаем ветви кустарника. Ныряем в расщелину…
«Слава Богу! Мы спасены! Здесь сухо».
И довольно просторно. Озираемся в полумраке. В глубине расщелины видим большое черное пятно. От мысли, что это медведь или тигр, сердце мое останавливается. Но молния опять освещает округу, и мы видим, что пятно это не что иное как вход в пещеру. Отваживаемся пробраться туда. Саша идет впереди, зажав на всякий случай в руке острый обломок камня. Я следую вплотную за ним. И хотя ужасно боюсь, думаю о том, что все складывается весьма романтично.
Шум ливня и грохот грома становятся глуше.
Мы продвигаемся медленно. Боясь провалиться в какую-нибудь яму, тщательно ощупываем землю перед собой. Свет молний снаружи едва проникает в пещеру, но этого оказывается достаточно, чтобы нам осмотреться. Пещера большая, с разветвлениями. Насколько высоки своды, мы не можем увидеть. Над нами просто черно.
Мы садимся на каменный выступ и некоторое время сидим, приходим в себя после этого сумасшедшего бегства. Дыхание мое выравнивается, зато усиливается дрожь. Я уже понимаю, что дрожу не от страха, а от холода. Саша обнимает меня, крепко прижимает к себе — так пытается согреть. Но согреваюсь я всего на минуту. Потом дрожь начинается сильнее. Меня прямо-таки колотит. Саша снимает с себя рубашку, выжимает ее и набрасывает мне на плечи.
Но меня не согревает это.
Слышу в темноте голос Саши:
— Посиди здесь минутку. Я сейчас…
У меня нет сил ответить. Да и если бы были силы, получился бы не ответ, а сплошной стук зубов.
Саша уходит куда-то. Я остаюсь одна в кромешной тьме.
Мне скоро начинают мерещиться всякие страхи. Мне чудится, что вот-вот какой-нибудь медведь-гризли обхватит меня и переломает все кости… или летучие мыши налетят, свирепые вампиры, и высосут из меня всю кровь… Но меня так трясет, что я не могу даже крикнуть. Кажется, я могла бы завывать, но завывать не буду. Не унижусь до этого даже перед лицом смерти, ибо я человек, над совершенством которого, как говорил тот старик, трудилось бесчисленное количество предков.
Я слышу какой-то звук. Он пугает меня. Это тяжкое дыхание, сопение крупного зверя.
Я смотрю в ту сторону и от дикого ужаса перестаю даже дрожать. Оранжево-черная тигрица с лютыми желтыми глазами медленно с достоинством царицы выплывает из темноты. Она не смотрит на меня прямо. Но я знаю: она видит меня. Она видит сейчас только меня…
— Вот, принес сухих листьев, — говорит Саша.
Ворох листьев с шумом падает рядом. Я вздрагиваю и опять начинаю дрожать. Саша — это сон, прекрасный сон. Его нет уже. Он развеялся во мраке. Тигрица, мягко, неслышно ступая по земле, подходит ко мне. У нее такая огромная голова! И желтые клыки. Пасть раскрыта. Жаркое дыхание обдает меня. И я уже прощаюсь с жизнью. Но тигрица и не думает съедать меня. Она облизывает мне лицо. Язык у нее шершавый, почему-то прохладный и пахнет листвой.
