Он повернулся к Элис, но, увидев выражение ее лица, только пожал плечами.
– Что он тебе предложил? Деньги? Украшения? – Кристофер даже не пытался скрыть своего презрения. – Я тоже мог бы заплатить тебе, милая, просто это никогда не приходило мне в голову. Что ж, похоже, я ошибался. Мне казалось, тебе требуется что-то другое. – Он двинулся к двери. – Погоди, Паллиадис, придет и твое время, – повторил Форбс.
Вместо ответа Николас ударом ноги с грохотом распахнул перед ним дверь.
Журналист задержался в дверном проеме.
– Послушай, ты не должна здесь оставаться, – обратился он к Элис. – Видит Бог, не хочется мне оставлять тебя с этим… гнусным, продажным подобием…
Николас Паллиадис с ревом кинулся к нему.
– Уходи! Пожалуйста, уходи! – крикнула Элис. Ей удалось захлопнуть дверь за журналистом и, тяжело дыша, прислониться к ней спиной.
– Как ты попал сюда? – закричала Элис в полный голос. Она уже не боялась, что кто-нибудь из жильцов дома вызовет полицию. – Где ты пропадал? Что ты делаешь в моей квартире?
Николас стоял перед ней, гневно сверкая глазами.
– Я был в Германии, в международном суде. Ты знала, зачем привела сюда этого женатого мужчину? – Он злобно постучал пальцем по циферблату наручных часов. – В такой-то час!
Николас уже снял галстук и пиджак, и рукава его рубашки были закатаны, открывая волосатые руки. Он выглядел немного неряшливо, будто провел ночь в аэропорту.
– Я не потерплю этого! – Ее крик был сдавленным, яростным. – Не позволю обращаться со мной, как со шлюхой. – Элис кинулась к гардеробу. – Но вы со своим дедом стараетесь изо всех сил, чтобы превратить меня в нее!
– Мой дед? – Николас не ожидал такого поворота. – Ты виделась с моим дедом?
Элис распахнула дверцы старого гардероба и вытащила пышное манто из собольего меха.
– Знаешь, как он назвал меня? Миленькой. Назвал меня миленькой и пожелал потрогать мои волосы! Двое его людей буквально выволокли меня с работы на улицу к его машине. Но все, что он мог сделать, – это пустить слюни и говорить непристойные вещи о том, как мне следует вести себя в постели с тобой. А потом он завернул меня вот в это! – Соболиное манто полетело в Паллиадиса. – И дал мне большой букет роз!
Паллиадис стоял неподвижно с каменным лицом.
– Ты говоришь о моем деде? Сократесе Паллиадисе? – наконец произнес он.
Элис ответила не сразу. Она сосредоточенно искала что-то в ящике комода. Наконец нашла, что искала, и повернулась к Николасу.
– Вы оба не имеете ни капли вкуса! – С расстояния нескольких футов она запустила в него серьгами с изумрудами и бриллиантами. Они отлетели от его груди и упали на ковер.
Он не стал подбирать их.
– Что, черт возьми, ты о себе возомнила, если думаешь, что можешь говорить про моего деда в таком тоне?
– Я не твоя шлюха, – выкрикнула Элис. – И могу говорить все, что захочу.
– Не моя шлюха, – мрачно откликнулся Николас. – Дешевая модель Дома моды. Какая, собственно, разница?
– Если я и дешевка, – вспыхнула она, – то это ты сделал меня такой! Ты единственный мужчина, с кем я легла в постель!
– Верно. – Он положил манто из соболей на стул и двинулся к ней. – Верно, ты моя.
– Убирайся вон! Не желаю, чтобы ты ко мне прикасался! – В любой момент Элис ожидала услышать за дверью шаги полиции после того шума, который они подняли. – Я никому не принадлежу. Боже мой, от этого я и стараюсь убежать!
Он немедленно остановился.
– Ты не принадлежала никому другому. – Он секунду обдумывал это. – Да, я уверен. Ты была девственницей.
– Да откуда тебе знать! – продолжала бушевать Элис. – Ты никогда не встречался с девственницей!
– Что? – Его мрачный вид предвещал грозу. – Что ты хочешь этим сказать? – Подозрения нахлынули на него. – Ты же не… нет, ты не могла подделать такое. Это невозможно.
Он схватил ее, Элис принялась отбиваться; пятнышко крови появилось в уголке его рта в том месте, где она задела его ногтями.
– Только скажи, черт возьми, что ты хочешь со мной сделать! – возопил он.
– Я ничего не хочу, – задохнулась Элис. – Убирайся!
– О нет, хочешь. – Его глаза превратились в два яростно полыхающих костра. – Я держал тебя под наблюдением, разузнавал о тебе… но так ничего и не выяснил. Даже не вычислил, что ты от меня хочешь, черт тебя побери!
– Зато я знаю, что ты хочешь от меня! – Она неистово оттолкнула его от себя. – Ты хочешь, чтобы я стала твоей рабыней!
– Рабыней?! Бог мой, да это я стал рабом, с тех пор как впервые увидел тебя!
Во внезапно установившейся тишине их глаза встретились; ее – недоверчивые и ошеломленные, его – черные и пылающие.
Это ужасно, думала пораженная Элис. Они буквально одержимы страстью. Разве можно это назвать любовью?
– Элис, – сказал он совсем другим тоном. – Я бросил важные дела и помчался в Париж с одной лишь целью – увидеть тебя. Мне пришлось нанять самолет. Не надо… – Он привлек ее к себе и устало зарыл свое лицо в ее волосах. – Не надо мучить меня. – Николас провел кончиком носа по ее шее. – Пожалуйста. О Боже, ты так нужна мне.
Она нужна ему?
Стиснутая в его объятиях, вдыхая аромат его кожи и еле уловимый запах пота, Элис невольно вспомнила, как они занимались любовью в рождественский Сочельник. Она подавила в себе мучительную, настойчивую волну нежности, грозившую захлестнуть ее.
– Я не нужна тебе! – Она попыталась вырваться, но он был гораздо сильнее. – Ты просто хочешь получить то, что купил и оплатил по счету, – Элис старалась придать голосу оттенок презрения. – Я твоя… твой большой рождественский подарок. Этакий удобный плед, чтобы ты чувствовал себя поуютнее.
– Что еще за удобный плед? – прошептал он, осыпая частыми поцелуями ее шею и щеки.
– Твоя грелка с горячей водой, – выкрикнула она. – Дешевый комфорт… Очередная игрушка!
Она почувствовала, что его тело сотрясается от смеха.
– По мне, ты не выглядишь как грелка с горячей водой, – прошептал он, прикасаясь теплыми нежными губами к ее груди.
– Хорошо, – взорвалась она, – тогда твоя шлюха!
Он сделался жестким и медленно выпрямился перед ней.
– Элис, мне жаль, что я так сказал. – Николас держал ее на расстоянии вытянутой руки; под маской суровости и высокомерия Элис обнаружила чуть ли не детскую уязвимость. – Ты злишь меня. У тебя к этому особенный талант.
– Твой дед ничего не имел против.
Он закрыл глаза.
– Мой дед умирает, Элис. Я ничего не могу с ним поделать. Только не допустить…
– Чего?
