– Мой отец не прячет Карда Стюарта в своей сумке с медикаментами, – резко сказала она.
– Может быть, Стюарт сидит рядом с вами?
– Это Камерон Смит, ученик отца. Полагаю, мистер Фрейли говорил вам о нем…
Один солдат утвердительно проворчал:
– Да, вы правы, вблизи он совсем не похож на портрет Карла.
– Поднимите свои юбки, мисс, – спокойно сказал офицер.
Ледяная сдержанность Камерона едва не изменила ему, но Джиллиан вовремя положила руку ему на плечо.
– Я думаю, вы хотите иметь возможность заглянуть под скамью, сэр.
– Совершенно верно, мисс.
Она отодвинула ноги сначала влево, потом вправо, а солдат в это время саблей проверял темное пространство под сиденьем. Он ворчал и ожесточенно шарил в темноте, но в итоге ему удалось только искромсать на куски одеяло Джиллиан.
– Пропустите их, – крикнул он.
Прошло уже два часа, за которые они обычно доезжали до Брамбера. Им надо было рискнуть и поехать по центральной дороге, поняла Джиллиан. Фургон подъезжал к валунам, где Камерон прошлой ночью дрался с солдатом, когда они заметили еще один патруль, перекрывший дорогу.
На этот раз не удовлетворившись простым осмотром, солдаты приказали всем выйти из фургона. Двое из них забрались внутрь, еще двое залезли на крышу, один заполз под фургон, чтобы осмотреть днище.
– Ничего. – С отвращением сплюнув, он стряхнул пыль со своей формы и остановил внимательный взгляд на сапогах Камерона, потом медленно перевел его выше, оценивая рост, волосы, усы… И тут глаза солдата подозрительно прищурились.
Джиллиан похолодела.
– Мы ищем Карла Стюарта, – сказал солдат, – и, возможно, охотимся не на того человека. Вы не король, но, если не приглядываться, могли бы сойти за него.
Остальные солдаты окружили их, как волки, почуявшие запах истекающего кровью раненого оленя.
– Повторите, кто вы такой.
– Камерон Смит.
– Доктор Камерон Смит, – добавила Джиллиан. – Ученик моего отца.
– Да, он мой ученик, – охотно подтвердил доктор Боуэн.
– Кажется, врачевание становится опасным делом? – ухмыльнулся солдат. – Ваше лицо выглядит побитым.
– Сразу видно, что этим синякам уже несколько дней, – не растерялась Джиллиан. – И вы правы, врачевание становится опасной профессией. Доктора Смита побил на этой неделе пациент, вышедший из себя, не выдержав боли.
Солдат издал неопределенный звук.
– Кто-нибудь может подтвердить, где вы были прошлой ночью, доктор Смит?
– Нет, – сказал Камерон, – только моя кровать.
Один из солдат схватился за рукоять сабли, остальные стали тихо о чем-то переговариваться.
– Это неправда, – быстро, чтобы предупредить нападение на Камерона, сказала Джиллиан. – Я могу свидетельствовать в пользу доктора Смита. Он был со мной прошлой ночью.
– Речь идет о человеке, который мог бы ручаться за его присутствие всю ночь, мисс, а не в течение нескольких часов вечером.
– Именно об этом я и говорю, сэр. – Джиллиан подняла голову и твердо выдержала удивленный взгляд солдата.
– Вы говорите, что были вместе всю ночь?
– Всю ночь, – твердо произнесла Джиллиан. – С ужина до рассвета.
– Вы, конечно, смотрели, как заполняется водой канава, – пробормотал доктор Боуэн и, не дожидаясь разрешения, полез в фургон.
– Скорее, прокладывали канаву, – буркнул солдат сзади.
Это являлось немыслимым оскорблением, но оно сняло напряжение. Джиллиан готова была вытерпеть любое количество подобных предположений, если это помогало обезопасить их проезд.
Солдат еще некоторое время всматривался в Камерона.
– Она права: синяку него на челюсти старый. – Кивком он разрешил им вернуться в фургон. – Пропустите их. Извините, что… прервали вашу поездку, мисс.
Когда Джиллиан поставила ногу на ступеньку, она почувствовала на себе горячий заинтересованный взгляд солдата; и тут же Камерон встал позади нее.
– Ты преднамеренно заставила их дурно о тебе подумать, – тихо сказал он, когда фургон тронулся.
– Вспомни свою записку, которую я должна была всем показывать, – в ней был явный намек на то, что ты лишил меня девственности и сбежал, желая уклониться от ответа за содеянное.
Камерон закрыл глаза и покачал головой.
– Иногда собственная самонадеянность меня поражает.
– Но я уже пережила это.
– Более того, – он пристально посмотрел на нее, – тебя все это необычайно воодушевило.
– Меня… да, пожалуй. – Она сглотнула и почувствовала пробежавшую по телу дрожь возбуждения. Может быть, ее мать испытывала те же чувства, когда много лет назад нарушала приличия и рисковала быть пойманной на том, что не должна была делать. – У меня есть некоторая порочность в крови – она мне передалась от матери.
– И что же это за порочность?
Джиллиан бросила беспокойный взгляд на отца, но он, казалось, был полностью поглощен тем, что ему шепотом рассказывал мальчик.
– У моей матери была страсть играть на сцене. Если бы об этом узнали, случился бы страшный скандал. Отец этого не одобрял, но его большую часть дня не было дома – должность придворного врача короля поглощала много времени. Мама убегала вечером, чтобы петь и танцевать в крохотных театриках, рассеянных по всему Лондону.
– Судя по тому, что я вижу, у тебя в крови нет и капли этой так называемой порочности.
– Она была, можешь в этом не сомневаться. Мама научила меня кое-чему, чтобы я помогала ей репетировать. Я снова и снова умоляла ее взять меня в театр, позволить посмотреть, как она играет, и в день, когда мне исполнилось пять лет, она таки взяла меня с собой. Именно тогда мы обе обнаружили, что во мне тоже есть эта отметина, потому что у меня с тех пор была лишь одна мечта – играть на сцене. Я упрашивала маму до тех пор, пока она не дала мне маленькую роль в одной из своих пьес. В своем первом спектакле я играла Эсмеральду, дочь графа.
– В первом. Значит, были еще и другие?
Джиллиан кивнула. Когда Камерон начал ее расспрашивать, ей почему-то неодолимо захотелось говорить об этом.
– В одной пьесе была роль для хорошенькой девочки не старше шести лет. Мама не хотела, чтобы я ее играла, но не говорила почему, и я обвиняла ее в том, что она завидует, – ведь в пьесе не было роли для нее. С трудом верится, что я могла превратиться в такую мегеру! Я вела себя бессовестно, грозила донести отцу, рассказать все ее друзьям, если она не позволит мне сыграть эту роль.
У Джиллиан перехватило горло, и она не могла говорить, пока Камерон не сжал ей руки, и его тепло не проникло через ее внезапно вспотевшую кожу и не пошло тонкими ниточками к сердцу.
