К военачальнику подъехал всадник. Переговорив с ним, Грэхем немедленно собрал своих офицеров.
– Я только что получил важное сообщение. Отряды, высланные Роксбургом и Хоумом, встретились с силами Лесли. Они, естественно, примкнули к англичанам. Я полагаю, что в такой обстановке самым разумным будет уйти в горы. У кого-нибудь есть другие соображения?
– Лесли от нас далеко? – спросил О'Кейн. Посланец тут же ответил:
– Я знаю из совершенно достоверных источников, что он все еще в Берике.
– Тем не менее нужно как можно скорее отправить отсюда женщин и детей, – заявил О'Кейн.
Все кивнули.
– Мы немедленно направляемся к Силкерку, – скомандовал Монтроз. Дурные предчувствия все больше охватывали его.
Армия повернула. Вскоре кавалерия расположилась на отдых в Силкерке, а ирландцы с семьями – двумя милями дальше, вверх по течению реки Яр, у Филипхоу.
В эту ночь Роберту не спалось. Снова и снова его мысли возвращались к Элизабет. У нее было все, что он когда-либо мечтал найти в женщине, – дивная красота, острый, развитый ум, храбрость и сила духа. А в постели он получал от нее такое удовлетворение, какого не давала ему ни одна женщина, несмотря на то что поначалу Элизабет всегда бывала довольно сдержанна. Но потом она превращалась в женщину, созданную для любовных утех. Начиная с их первого жаркого объятия, они ласкали друг друга, и каждый открывал в другом партнера, лучше которого и быть не может.
Роберт хмыкнул, вспомнив их последнюю встречу. Боже, что за нрав у этой девчонки! Лорд Керкленд посмотрел на звезды.
– О Боже, как же я соскучился по ней! – пробормотал он.
И еще долго он ворочался без сна.
Роберта разбудил какой-то шум. Оказалось, что это Трейкер со своей кавалерией пытается улизнуть. Монтроз тоже проснулся и повернулся к Роберту с обеспокоенным и мрачным лицом.
– Как вы думаете, Роберт, что все это значит? – прошептал он. – Может, это предательство?
– Вне всяких сомнений! Я никогда не доверял Трейкеру, – ответил граф. – Я думаю, самое благоразумное, что мы можем сделать, – это отправиться к О'Кейну.
– Я могу послать гонца, Роберт. Совсем не обязательно ехать вам, – предложил Монтроз.
– У меня неспокойно на душе, Джеймс. Поездка пойдет мне на пользу.
Внезапно в разговор вмешался Гордон.
– Я знал, что этим ублюдкам нельзя доверять, – тихо проговорил он. – Наверное, они уже послали гонца к Лесли и сообщили, что произошло.
– Роберт поедет предупредить О'Кейна, – шепнул Монтроз.
– Я поеду с вами, Роберт, – предложил Нэт. – Так будет лучше.
Монтроз кивнул.
– Только будьте осторожны, друзья. – Он пожал им руки.
Рассвет только-только осветил осеннее небо, когда двое всадников прибыли в лагерь ирландцев. Густой туман поднимался от реки Яр и стелился по земле.
На лице О'Кейна было написано: «Я так и знал». Он немедленно принялся будить лагерь, приказал сниматься с места, и после недолгого совещания Роберт и Нэт вскочили на коней и собрались в обратный путь.
Перед самым восходом солнца наступает такой момент, когда на земле воцаряется полная тишина, словно весь мир замирает. Но едва всадники приблизились к границе лагеря, эту тишину внезапно нарушил звук выстрела. Керкленд оказался хорошей мишенью для английского стрелка: пуля попала ему в грудь, и он рухнул наземь.
И сразу же все вокруг загремело. Ирландцы, встревоженные звуком первого выстрела, хватались за оружие и старались укрыться за каменными оградами. О'Кейн пытался организовать оборону своими немногочисленными силами, не зная еще того, что ирландский лагерь уже окружен более чем шестью сотнями английских солдат.
Гордону удалось вернуться к О'Кейну.
– Попробуем пробиться! – крикнул он. – Тогда, может быть, кому-нибудь из нас удастся добраться до гор.
О'Кейн покачал головой – этот план обречен на провал.
– И куда мы пойдем потом, Нэт? Далеко ли мы сможем уйти пешком? И потом – с нами наши семьи.
Гордон вновь вскочил в седло.
– Тогда я попытаюсь прорвать их северный фланг. Приготовьтесь пройти там со своими людьми.
– Это бесполезно, Нэт. Передайте Джеймсу, что мы будем отвлекать их внимание, сколько сможем, – заявил Магнус. – Но увезите Грэхема отсюда. Это самое главное.
– Я вернусь, Магнус. Клянусь! – воскликнул Нэт. – Да не покинет тебя Господь, ирландец.
Звуки битвы долетали до долины, где расположился соседний лагерь. С мрачным видом Монтроз поднял своих кавалеристов, надеясь, что это всего-навсего передовой разъезд англичан наткнулся на ирландский лагерь и что основные силы противника еще далеко. Они поскакали вдоль реки. Ужасное зрелище предстало перед их глазами.
Огромное английское войско. Конница уже подавляла последнее сопротивление окруженной пехоты.
– Боже правый! – в ужасе воскликнул Монтроз. – Они погибли!
Пехота была обречена, спасти ее не было никакой возможности. Но, несмотря ни на что, Монтроз решил вступить в бой. Подъехал Нэт Гордон. Один. Роберта с ним не было.
– Где Роберт? – Монтроз уже знал ответ.
– Его сбили первым выстрелом, Джеймс. Военачальник схватился за голову.
– Сейчас уже ничего нельзя сделать, Джеймс. Нужно уезжать, – проговорил Нэт.
– Вы что, с ума сошли?! – закричал Монтроз. – Я не могу бросить их!
– Я с трудом прорвался. О'Кейн потерял больше половины своих людей. Двести кавалеристов не смогут спасти остальных.
– И все же я попытаюсь. Это же мои люди! Если вам удалось прорваться, почему мы не сможем?
– Мне повезло совершенно случайно. Там теперь крепкие ребята.
Всадник, стоявший рядом с Монтрозом, упал. К кавалерии приближался отряд англичан.
Около тысячи конников отделились от основных сил и бросились в атаку. Нэт схватил поводья коня Грэхема и крикнул стоявшим поблизости:
– Рассыпаться! Огонь! Каждый за себя! Держите в горы, ребята! Это ваша единственная надежда!
Он передал поводья лошади Джеймса двум конникам.
– Если вам дорога его жизнь, увезите его отсюда! – закричал он. – Мы постараемся задержать англичан!
Двое конников с Монтрозом помчались прочь, не обращая внимания на его протесты. А Нэт и остальные пытались отвлечь наступающую конницу.
Тем двоим и Монтрозу удалось уйти от преследователей, но другие, не столь удачливые, вскоре были взяты в плен – и среди них был полковник Нэт Гордон.
Все это время ирландская пехота доблестно отбивалась, пока наконец О'Кейн не был вынужден поднять белый флаг.
