— Нунуму!
— А?
— Через два часа после захода солнца я вернусь. Скажи всем, чтобы были готовы и ждали меня в главном дворе. Ты поняла?
— Поняла! — закричала я.
Он сделал несколько шагов и снова остановился.
— Нунуму?
— А?
— Не стирай больше одежду. Тот, кто останется здесь, чтобы носить ее, станет трупом.
Видишь? Он уже пытался верховодить, принимать за меня решения. Именно так я поняла, что мы женаты. Именно так он сказал мне «я беру тебя в жены».
Когда Зен ушел, я отправилась в сад и поднялась в павильон, где умер Купец. Я заглянула через стену и увидела крыши домов и узенькую тропинку, ведущую в горы. Когда впервые оказываешься в Чангмиане, это место кажется тебе таким красивым, тихим и безмятежным. Ты думаешь, а не провести ли мне здесь мой медовый месяц?
Но я понимала, что эта тишина обманчива; приближалось время несчастий. Воздух был тяжелым и влажным, было трудно дышать. Я не видела ни птиц, ни облаков на оранжево-красном высоком небе. Я занервничала. У меня было такое чувство, словно кто-то ползет по мне. А когда я взглянула, по моей руке ползло одно из пяти зол, извивалась сороконожка! О! Я стряхнула ее на землю и раздавила, словно сухой лист. И хотя она уже была мертва, я продолжала топтать ее ногой, пока от нее не осталось лишь темное пятно на каменном полу. Но меня так и не покидало ощущение, что кто-то ползет по моей коже.
Чуть погодя я услыхала, как Лао Лу звонит в колокол к обеду. Только тогда я пришла в себя. За обедом я села рядом с мисс Баннер. Мы больше не сидели за разными столами — с тех пор, как я начала раздавать всем яйца. Миссис Аминь произнесла, как обычно, обеденную молитву. Лао Лу принес, как обычно, блюдо с жареными кузнечиками, которые, по его словам, были нарезанным кроликом. Я хотела было подождать до конца обеда, но не выдержала: «Как мы можем есть, когда завтра, вероятно, умрем!»
Мисс Баннер перевела мои слова, и все затихли на какое-то время. Пастор Аминь вскочил со стула, воздел руки и возблагодарил Бога радостным голосом. Миссис Аминь отвела мужа обратно к столу и усадила на место. Потом она заговорила, и мисс Баннер перевела ее слова: «Пастор не может идти. Вы видите, в каком он состоянии. Он привлечет к себе внимание, и все окажутся в опасности. Мы останемся здесь. Я уверена, что Маньчжуры не тронут нас, поскольку мы иностранцы».
Что это было — храбрость или безумие? Может, она права и Маньчжуры не тронут чужеземцев. Но кто мог знать наверняка?
Следующей заговорила мисс Мышка. «Где эта пещера? Ты знаешь, как ее найти? Мы можем потеряться! Кто такой этот Зен? Почему мы должны ему доверять? — Ее волнение нарастало. — Сейчас так темно! Мы останемся здесь! Маньчжуры не могут нас убить! Это запрещено! Мы королевские подданные…»
Доктор Слишком Поздно подбежал к мисс Мышке и принялся считать ее пульс. Мисс Баннер шепотом перевела мне его слова: «Ее сердце бьется слишком часто… Путешествие в горы убьет ее… Пастор и миссис Аминь его пациенты… Он останется с ними… Теперь мисс Мышка плачет, и Доктор держит ее за руку…» — Мисс Баннер начала переводить то, что я сама прекрасно видела. Вот как сильно было ее удивление.
Потом заговорил Лао Лу: «Я здесь не останусь. Поглядите на меня. Разве у меня длинный нос, светлые глаза? Мое лицо никого не обманет. В горах, по крайней мере, тысячи пещер, тысяча шансов. Здесь — ни одного».
Мисс Баннер испуганно поглядела на Йибана. Я знала, о чем она думает: о том, что человек, которого она любит, больше похож на китайца, нежели на Джонсона. Теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что его лицо похоже на лицо Саймона: иногда китайское, иногда чужеземное, иногда и то, и другое одновременно. Но в тот вечер оно казалось мисс Баннер китайским. Я знаю это, потому что она обернулась ко мне и спросила: «А в котором часу Зен придет за нами?»
У нас тогда не было наручных часов, и я ответила что-то вроде «когда луна проделает половину пути по ночному небу», что значило около десяти часов. Мисс Баннер кивнула и ушла в свою комнату. Когда она вернулась, на ней были надеты все ее лучшие вещи: воскресное платье с оторванным подолом, ожерелье с женским профилем, вырезанным на оранжевом камне, кожаные перчатки, ее любимые булавки в волосах — черепаховые, как и мыльница, которую ты подарила мне на день рождения. Теперь ты понимаешь, почему она мне так понравилась. Мисс Баннер решила, что эти вещи должны быть на ней, если суждено умереть. Что касается меня, я не позаботилась о своей одежде, хотя та ночь должна была заменить мне медовый месяц. К тому же мои брюки и блузка были еще мокрые и висели в саду. И они были не лучше тех, что были на мне.
Солнце село. Луна засветила в небе. Мы ждали Зена во дворе, и наше нетерпение росло. Если честно, нам не было нужды ждать его — я знала дорогу в горы не хуже, а может, даже лучше. Но другим я об этом не сказала.
Наконец мы услышали, как кто-то стучит кулаком в ворота: Бум! Бум! Бум! Зен пришел! Прежде чем Лао Лу достиг ворот, в них снова постучали: Бум! Бум! Тогда Лао Лу завопил: «Ты заставил нас ждать, а теперь сам подождешь, пока я схожу пописать!» Он открыл одну створку ворот, и в ту же минуту двое маньчжурских солдат с мечами ворвались внутрь, сбив его с ног. Мисс Мышка пронзительно закричала: «Аааааа!», а затем Доктор Слишком Поздно зажал ей рот рукой. Мисс Баннер оттолкнула Йибана, и он спрятался за кустом. Я стояла как вкопанная. Но мое сердце разрывалось. Что стряслось с Зеном? Где мой муж?
Еще один человек вошел во двор. Еще один солдат, но выше по званию, чужеземец. У него были короткие волосы. Ни бороды, ни капюшона. Но когда он заговорил, выкрикнул «Нелли!» и застучал тростью по земле, мы сразу узнали этого предателя и вора. Перед нами стоял Генерал Кейп, высматривая среди нас мисс Баннер. Неужели ему стало стыдно за содеянное? Неужели Почитатели Иисуса сейчас накинутся на него с кулаками? Он протянул руку к мисс Баннер. «Нелли», — проговорил он. Она не пошевелилась.
А потом в одно мгновение свершилось все самое ужасное. Йибан вышел из-за куста и решительно устремился к Кейпу. Мисс Баннер промчалась мимо Йибана и упала в объятия Кейпа, бормоча «Уоррен». Пастор Аминь начал смеяться. Лао Лу завопил: «Суке не терпится случиться с псом!» В воздухе сверкнул меч — крак! — потом еще раз — клак! И прежде чем кто-либо из нас успел что-то понять, к моим ногам уже катилась голова с искаженным криком лицом. Я уставилась на голову Лао Лу в ожидании его обычных проклятий. Но он почему-то молчал. За спиной я слышала рыдания и стоны чужеземцев. И тогда звериный вой вырвался из моей груди, и я упала на землю, силясь соединить голову и туловище Лао Лу, чтобы он стал прежним. Но тщетно! Я вскочила на ноги и гневно уставилась на Кейпа. Я была готова убить его или умереть. Я шагнула вперед, но мои ноги вдруг сделались ватными, будто из них вынули все кости. Ночь стала темней, воздух — тяжелей, когда земля вздыбилась и залепила мне лицо.
Когда я открыла свой единственный глаз, то увидела свои руки и поднесла их к шее. Моя голова была на месте, как и большая шишка на лбу. Неужели кто-то свалил меня с ног? Или я сама потеряла сознание? Я оглянулась. Тело Лао Лу исчезло, но земля была еще сырой от его крови. В следующую минуту я услышала крики, доносившиеся из другого конца дома. Я торопливо спряталась за деревом, откуда, через распахнутые настежь окна и двери, я могла видеть столовую. Все было словно в странном кошмарном сне. Лампы ярко горели. За маленьким столом, где прежде обедали китайцы, теперь восседали маньчжурские солдаты и Йибан. Посередине стола лежала большая кость — черное мясо на ней еще дымилось. Кто принес туда эту еду? Где чужеземцы нашли масло? Генерал Кейп сжимал по пистолету в каждой руке. Он направил один из пистолетов на Пастора Аминь, который сидел рядом с ним. Раздался щелчок, но выстрела не последовало. Все засмеялись. А Пастор Аминь руками принялся отрывать куски мяса.
