Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
– Конечно, – сдержанно ответила Римма, обрезая тюльпаны. – Вечером здесь прохладней. А днем, что ж говорить. Это солончаковый ветер. Если простыню мокрую повесить – вся просолится. Вот так и живем…
Она поправила косынку и исподлобья посмотрела на Русецкого.
– А красивая вы, – проговорил полярник, снимая унты. – Вы похожи на Ассоль. И вообще вы девушка нездешних широт. Вы где родились?
– В Ленинграде, – ответил сержант, вставляя новый диск. – Я там и родился, и вырос. В консерваторию хотел поступать, а тут война.
– А я на Балхаше рос, – Подлужный надел фуражку, постоял, прислонившись к косяку, вздохнул и вышел.
С гор потянуло прохладой. Голубоватый туман накрыл долину, повис над зарослями алычи. Солнце, окутавшись мутно-розовой дымкой, медленно опустилось на Западный хребет. В ауле лаяли собаки, одетые в черное женщины возились возле круглых печей. Мулла пронзительно закричал на крыше.
Со стороны Львиного ущелья послышался цокот копыт, и вскоре из тумана вырос всадник на кауром жеребце. Белая пушистая папаха сидела на его голове, черная бурка покрывала плечи и ниспадала на бока разгоряченного коня. За плечами торчала винтовка. Готовящийся к намазу Абдулла из-под ладони посмотрел на всадника и кивнул стелящему коврик Кариму. Тот бросился в саклю. Всадник резко остановил коня, ловко скинул винтовку и прицелился. В глубине затянутого туманом Львиного ущелья показался свет и раздался грохот. Прорезая плотные волны тумана, серебристая ракета медленно поднялась из ущелья. Огненный шлейф трепетал под ней, слюдяные стекла в ауле тряслись от рева.
Ракета повисла над дробящими эхо горами и стремительно скрылась в бледно-синем небе.
Всадник выстрелил. Пуля обожгла Абдулле щеку. Он злобно выругался и побежал в саклю.
– А он у нас по-солдатски есть привык: раз, два и готово! – улыбнулся Ярцев, нарезая хлеб. – Как со мной в походе побывал, так сразу на мужчину похож стал. Ведь правда – похож?
– Да как вам сказать, – пробормотала старушка, морщинистой рукой берясь за подбородок. – Вроде похож, а вроде и нет… мне кажется у того волосы все-таки почернее были, и нос… нос орлиный такой, хищный. Да и глаза у того были недобрые. Злые глаза.
– Брось ты, мам! – расхохоталась Светлана. – Все тебе колдуны мерещатся! Он же наш заводской парень, я его еще со школы знаю. Да и что это за предрассудки – колдун! Вот Епишев твой – это действительно ведьмак какой-то! Проходу мне не дает! Как увидит – шутки дурацкие: когда замуж, с кем вчера гуляла! Дурачок какой-то.
– Нет, Виктор Викторыч, он не дурачок. Он просто очень умный человек. А дурачком он старается казаться. Чтобы нас с вами и весь партком одурачить.
– Ну, уж это вы слишком! – покачал головой инспектор. – Гаврилова в Таганроге сроду не было, он с разведенной женой три года не виделся. И вообще это какая-то темная личность.
– А что ты знаешь про него? – спросил Валентин, открывая боржоми.
– Да так, ничего особенного. Встречались у Нади как-то. А потом вместе на юг ездили. Но отдыхали там в разных местах. И назад в разных поездах возвращались.
– Как так получилось? – вопросительно посмотрел ему в глаза Денис.
– Да очень просто. Немцы вокзал в два бомбили, а его поезд в десятом часу еще уехал. Слава богу, хоть комбату фотографию передаст…
– Передаст, передаст! – расхохотался Иванов, отчего его и без того пухлое лицо раздалось и покраснело. – Он ей все приветы заказным вышлет! Ха-ха-ха! Ой, не могу! Ха-ха-ха!
– Хватит зубы скалить, – процедил полицай и дулом винтовки подтолкнул Катерину. – А ну, иди вперед. Иди живее, а то продырявлю.
Она шагнула за порог и увидела море. Валентин вместе с парнем в тельняшке заводил мотор.
– Иди к нам, чего стоишь! – закричал сотник на скаку.
– Не пойду… ни за что не пойду… – процедил сквозь зубы Михайло и рывком выдернул чеку из гранаты. – Теперь берите меня живьем!..
– Нет уж, сначала вы берите, Людмила Георгиевна, – галантно отстранился Виктор Самуилыч. – Сегодня женский день, так что мы во всем – на вторых ролях.
– Всегда бы так! – стукнул мозолистым кулаком по столу Федор. – Ишь, переработали – лишнюю смену в забое посидели! Ну, филонщики! Слов нет! А все Гарик этот, стиляга несчастный! Тунеядец!
– Абсолютно с вами согласен, гражданин начальник, – прижал кепку к груди Заболоцкий. – Я действительно тунеядец. Но жить на шее собственной жены меня заставили обстоятельства. Я тут ни при чем.
– Ничтожество… – пробормотал Владимир Ильич, передавая газету Сталину. – Я всегда говорил, что Троцкий – ничтожество. Политическая проститутка.
– Согласен, – весело потер руки Смаргис. – Но только учтите, Бирутя, разделывать эту щуку будете вы!
– А я всегда иду навстречу трудностям, товарищи, – еще громче проговорил Кешка, и его молодой голос зазвенел в притихшем актовом зале. – А то, что мы в своем студенческом коллективе проморгали такого подлеца, как Лещевский, так это наша вина, и, прежде всего, нас не хвалить надо, а ругать! Нещадно ругать!
– Да меня и так Валентина Ивановна ругала, – пробормотал Вовка, понуро опуская голову. – А потом нас с Сережкой к директору повела. И он ругал. Но я, мам, честное пионерское, не буду больше. Обещаю.
– Что ж, посмотрим, – Завьялов поднял трубку и быстро проговорил, глядя в глаза Большову. – Татьяна Семеновна, принесите, пожалуйста, смету на третий квартал. И позовите, пожалуйста, Сергея Андреевича.
– Нет! Нет! Умоляю вас, не надо! – закричала Серафима, падая на колени перед офицером. – Я прошу вас, не трогайте его! Ведь он же совсем ребенок!
– Ничего себе ребенок… – пробормотал старик, поднимая шляпу. – В его возрасте пора бы уже отвечать за свои поступки. А вот потакать ему в таких шалостях не следует. Это может сильно испортить…
– Да я не потакаю особенно, – покачал головой Слава, глядя на рвущего тряпку Дика. – Это у нас не чаще раза в неделю бывает. Пускай бациллы агрессивности выйдут…
– Как знаешь… – пожал плечами Севастьянов, сложил справку и отдал Вере.
Она быстро выхватила ее из его морщинистых пальцев, спрятала в лифчик и, весело хохоча, побежала по берегу.
Татарин, прищурясь, проводил ее взглядом, потом вынул лук из потертого кожаного колчана, вытянул стрелу, быстро прицелился. Раздался глуховатый звон и Антон Иваныч снял ключ с колка, покачал седой головой:
– Первая октава у вас никуда не годится. Такой хороший инструмент и так разбит. А пыли, пыли сколько… хоть бы тряпочкой протерли…
– Да что толку-то, Володь, – хрипло засмеялся дед, садясь на диван. – Сегодня ее вытер, а завтра бабы новой натаскают. Я привык так.
– А зря, зря, батенька, – бодро проговорил Ленин, прохаживаясь по комнате. – Практикой революционной борьбы пренебрегать нельзя! Для подлинного революционера это непростительно. Да-с! Непростительно!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
