— Дядюшка, могу ли я попросить вас выполнить некую официальную миссию для Лиги Наций?
Салтиель побледнел. Но он сумел повести себя достойно и сдержанно и ответил, что весь целиком в распоряжении организации, которую давно ценит и уважает, и если его слабые познания могут быть полезны, и тэдэ. Короче, он остался очень доволен своим ответом. Бросив индифферентный взгляд в сторону Проглота, мирный взгляд сильного человека, издавна привыкшего к успеху, которого ничем не удивишь, он с бьющимся сердцем спросил, в чем же заключается эта миссия. Ему тогда объяснили, что раввин Лозанны недавно информировал Секретариат, что он организует серию конференций о Лиге Наций. Первая состоится как раз сегодня в четыре тридцать. Будет весьма уместно и вежливо послать туда представителя Лиги Наций, облеченного полномочиями и аккредитованного официальным письмом, который почтит своим присутствием эту конференцию и передаст пожелания Генерального секретаря. Согласится ли дядюшка отправиться в Лозанну?
— Незамедлительно, сын мой, — сказал Салтиель, вставая. — Лозанна совсем близко от Женевы. Я быстро сяду на поезд. Давайте верительную грамоту. Спасибо. Прощайте, дитя мое, я бегу на вокзал.
— Погодите, — сказал Солаль, отдал по телефону какие-то распоряжения по-английски, положил трубку и улыбнулся маленькому старичку. — Дядюшка, вас отвезут в Лозанну на официальной машине, которая потом привезет вас обратно в Женеву, как только ваша миссия будет считаться выполненной. Машина ждет вас. Швейцар проводит вас до нее.
Еще раз Салтиель метнул в Проглота спокойный взгляд триумфатора. Держа в руке рекомендательное письмо, он предложил кузенам сопровождать его в качестве советников, если, конечно, все согласны, что лишь он имеет право, как облеченное полномочиями лицо, говорить с раввином. Все Доблестные приняли его предложение, кроме Проглота, который, в очередной раз скрестив руки, заявил, что он не привык быть на вторых ролях, и к тому же миссия, обращенная к простому раввину, скорей всего невежде, ему кажется вовсе лишенной интереса.
Высунувшись в окно, Солаль следил за отъездом дядюшки, которому шофер в ливрее, сняв кепку, открывал дверцу «роллс-ройса». Носитель миссии проворно взобрался в машину, потупив голову на манер чрезвычайно занятых политических деятелей и министров, рядом с ним сели Маттатиас и Михаэль, а Соломон сел рядом с шофером. Машина тронулась, Солаль улыбнулся, он радовался, что удалось сделать доброе дело. Миссия была абсолютно безопасна, если дядюшка даже что-то перепутает, раввин будет к нему снисходительным. Евреи всегда разберутся между собой.
— Ваша светлость, — сказал Проглот, указывая на кожаное канапе, — присядем на этот диван нашей интимной дружбы и побеседуем теперь, когда мы одни, как светский человек со светским человеком. Ваша светлость, я хочу со всей откровенностью задать вам один вопрос. Не могли бы вы наделить меня каким-нибудь самым маленьким дворянским титулом, чтобы я занял соответствующее моим заслугам положение в обществе? Например, используя вашу должность заместителя начальника земного шара, не могли бы вы сделать из меня юридического лорда, с париком, который кладет на голову преступника черный мешок, когда приговаривает его к смерти. Нет? Ну и ладно, Ваша светлость. А сколько у Генерального секретаря заместителей?
— Три.
— А не могли бы вы шепнуть на ушко вашему английскому начальнику, чтобы он увеличил их число до четырех, ведь это число приносит счастье, и одновременно ловко внушить ему, что я предполагаю поделиться с ним жалованьем, если он человек понимающий. В этом случае шепните ему на ушко на его языке «фифти-фифти», чтобы ему было понятней. Нет? Ну и ладно, Ваша светлость. Неприятности не могут меня сломить. А тогда нельзя ли хотя бы выписать мне в качестве бывшего начальника отдела небольшую пенсию, которой я мог бы спокойно распоряжаться и чтоб она еще и осталась в случае моей смерти для поддержания троих бедных моих сироток? Нет? Жаль, жаль. А вот есть еще одна небольшая комбинация. Ведь сотрудники Лиги Наций обладают дипломатическим иммунитетом, и их минуют всяческие таможенные придирки, так что я мог бы организовать скромную и невинную контрабандную аферу, пересекая границу в качестве дипкурьера. Что на это скажете, Ваша светлость? — спросил он, приложив палец к носу. — Нет? Я понимаю вашу щепетильность, она делает вам честь. Не будем больше об этом, считайте, что я ничего не говорил. («Какой все же упрямец этот Салтиелев племянник!» — подумал он.)
Солаль вновь позвонил, поскольку ему хотелось помучить мисс Уилсон видом своего несуразного родственника. Когда она предстала перед ним, он отдал ей распоряжение. Пока он просил прислать к нему стенографистку, Проглот, упершись взглядом в потолок, обдумывал новую комбинацию. Вскоре вошла русская княгиня, роковая женщина, вся такая воздушная, к поцелуям зовущая, вооруженная внушительным задом и маленькой стенографической пишущей машинкой. Она уселась в ожидании, хлопая глазами, поднимая ветер длинющими ресницами и воинственно навострив груди.
— Вы готовы?
— Я всегда готова, — улыбнулась она.
— Письмо адресовано в Колоньи мадам Адриан Дэм.
Пока он диктовал письмо, княгиня, порхая пальцами по клавишам, не сводила с него глаз и непрерывно улыбалась. Этим она пыталась убить двух зайцев — продемонстрировать свое стенографическое мастерство и, надеясь на грядущее продвижение по службе, дать ему понять, что целиком в его распоряжении для всех видов работ не только стенографического характера. Все то время Проглот пребывал в позе человека чести, который не желает подслушивать. Для этого он встал, подняв глаза к потолку и держа в руке серый цилиндр, и замер с достойным, понимающим, торжественным и скромным видом. Но конечно же он не упустил ни одного произнесенного слова.
Когда она закончила, Солаль попросил княгиню передать ему письмо с Солнье. Она пришла в ярость, что не ей придется передавать письмо и, соответственно, не удастся покрасоваться перед начальником, покачивая бедрами, но все равно, мило улыбнувшись, поплыла к выходу, лихорадочно обдумывая по дороге, что, во-первых, надо пригласить на следующий коктейль этих Дэмов, с которыми зам генсека в таких приятельских отношениях, и, во-вторых, быть отныне очень любезной с малюткой Дэмом, если придется для него что-нибудь стенографировать.
— Ваша светлость, — продолжил Проглот, обмахиваясь своим шапокляком, — могу ли я, который нежно качал вас в детстве на коленях, по крайней мере рассчитывать на ваше великодушное содействие в получении какой-нибудь привилегии, типа дипломатического паспорта или пропуска через оцепление? Или, может быть, вы пожелаете поручить мне какую-нибудь миссию, которую я выполнил бы с достоинством слона, чистейшей преданностью верной собаки и быстротой преследуемого охотниками оленя или же угря, запрещенного нашей религией, но при этом потрясающе вкусного в копченом виде? Например, о господин племянник моего близкого друга Салтиеля, я всецело в вашем распоряжении, чтобы самому отнести мадам Дэм это письмо, которое вы только что продиктовали и содержание которого мне неизвестно, поскольку я искусственно вызвал у себя глухоту? Воля ваша! Только чтоб мне тоже досталась какая-нибудь миссия! Смилуйтесь, о мой единоверец, и пусть солидарность всего человечества не останется пустыми словами! О, Ваше Превосходительство, срочная и неожиданная кишечная потребность обязывает меня незамедлительно временно откланяться. До скорого, со всей возможной симпатией и взаимопониманием, — улыбнулся он, грациозно поклонился и вышел, осторожно поддерживая живот двумя руками.
