— Во! — сказал парень. — Fucking new habit[122]— ходить «out» с родителями. — Он встал с лавки и, покачнувшись, извинился: — Извини, я не имел в виду причинить твоей дочке вред…
— Я знаю, — сказал Генрих. Вместе с Моник они подняли Алис, которая блаженно улыбалась, и повели ее к двери.
У лифта Генрих простился с юной художницей навсегда. Моник предложила Супермену спуститься с ними вниз и помочь Генриху найти такси, но Генрих отказался от ее помощи.
— Ты нужна им здесь, — кивнул он на гул, раздающийся отовсюду, как бы множество магнитофонов было включено в каждой комнате. — Good bye, Моник! Спасибо за вечер.
— Good bye, Супермен! — Моник улыбнулась загадочно и поцеловала Супермена. Он ответил ей на поцелуй, одной рукой придерживая за плечи прикрывшую глаза Алис. Моник-тараканчик была маленькой, потому Супермену пришлось наклониться.
Стоянка такси находилась прямо у подъезда, но на стоянке не оказалось ни единого автомобиля, а время от времени проезжающие такси все были с пассажирами. Супермен прислонил Алис к плакату, призывающему парижских жителей выбрать себе нового мэра-социалиста. На фоне сине-черного неба зловеще улыбался такой же сине-черный мэр. За плечами мэра светлели облака — начинался рассвет. Очевидно, подразумевалось, что если парижане купят нового мэра взамен старого — в жизнях их наступит рассвет. Супермен отошел на рю де Риволи, пытаясь найти такси там. Но и на рю де Риволи немногочисленные такси были полны человеческого груза в эту праздничную ночь. Вздохнув, Супермен вернулся к оставленной у плаката, рекламирующего, как кока-колу или шоколад, мэра, Алиске.
За время отсутствия Супермена девчонка съехала вниз и теперь косо сидела на корточках под плакатом. Присев на корточки рядом с ней, Супермен обнаружил, что Алис спит.
Супермен вздохнул, позавидовав девочке. Ранена в плечо, пьяна, что еще может желать человек. В обычное время они бы дошли спокойно до отеля «Иль де Франс» меньше чем за двадцать минут. Теперь же у Супермена была проблема. Генрих опять вздохнул. И рассердился на себя.
«Какого дьявола, — подумал он, — это все жизнь… Остатки жизни, последние крошки жизни, но жизнь. Ты сам, хотел этого, Генрих. Доктор Милтон предлагал тебе лечь к нему в госпиталь. Сейчас бы ты, задыхаясь от отчаяния, лежал беспомощно в белом царстве докторов и сестер в запахе дерьма и медицины, и, да, у тебя не было бы проблем, но ты не вдыхал бы вольный воздух ночной улицы и, может быть, уже умер бы от отчаяния. Терпи, Супермен, и наслаждайся ночью, и даже процессом ловли автомобиля. Всего этого не будет у тебя вскоре…»
Уговорив себя, Супермен вдохнул глубоко холодный парижский воздух тысяча девятьсот восемьдесят третьего года и, подняв руку, вышел от киоска к проносящимся по рю де Риволи автомобилям.
Через полчаса, отчаявшись остановить машину и вспомнив, что ему нечего терять, Супермен поступил, как настоящий Супермен давно должен был поступить, — он подошел к черному «мерседесу», остановившемуся на красный свет, открыл дверцу машины и, влезая на место рядом с шофером, спокойно ткнул в него «береттой».
— Поворачивай, — и показал, куда поворачивать.
Владелец, ушастый, лысый, очевидно, такого же возраста, как Супермен, открыл рот и низвергнул на Генриха поток французских ругательств, смысл многих из них был недоступен Генриху. Лысый, очевидно, хорошо выпил в новогоднюю ночь и не понял всей серьезности своего положения. Генрих несколько секунд раздумывал, почти лениво, а не застрелить ли ему наглеца, но, вспомнив о существовании Алиски, решил пощадить лысого.
— Если ты не перестанешь пиздеть, — сказал он спокойно, — я тебя застрелю. Я профессиональный убийца. Понял? Поворачивай на рю Адмирала Колиньи, потом сделаешь поворот.
Лысый наконец отрезвел и понял. Покосившись в автомобильные зеркала и не найдя в них полиции, он выругался: «Merde!» — и повернул на рю Адмирала Колиньи.
— Умница, — поощрил Генрих. — Сразу за светофором, вот здесь, делай поворот. Теперь стой! Стой! Идиот! Стой! Задний ход! Выходи из машины. Видишь мадемуазель у афиши? Возьмешь ее и посадишь на заднее сиденье, понял?
— Что за зловещие шутки, — взбунтовался лысый. — Ты что, больной, убежал из психлечебницы…
— Слушай, — сказал Супермен, ему надоел неуместно храбрый лысый. — Выходи и делай, что тебе велят. Еще один звук, и я вышибу тебе мозги, сяду за руль и уеду на твоем автомобиле… Выходи!
Лысый вышел, обогнул свой лакированный ящик, не очень церемонно взял скорчившуюся под киоском Алис, подтащил ее к машине, посадил, вернее, положил на заднее сиденье. И пошел вокруг «мерседеса», направляясь к своему месту водителя. Но быстрый Генрих, дотянувшись до кнопки, закрыл машину изнутри и, не обращая больше никакого внимания на действия и протестующие крики лысого, сдвинулся на водительское место, повернув ключ зажигания, нажал на газ. И даже не оглянулся назад.
59
На следующий день Алис виновато смеялась, когда, лежа с нею в постели, Генрих с удивившим его самого юмором рассказал ей ночную историю. За вычетом того, конечно, что, поднявшись с Алис в комнату, он уложил ее в постель, а затем, закрывшись в ванной, сделал себе укол морфия. Только после этого Супермен спустился вниз, сел в «мерседес» и, заехав на набережную Сены в районе моста Рояль, бросил автомобиль там. И пешком вернулся в отель, где в их комнате тихо похрапывала пьяная Алиска.
Он не поведал Алис о том, что во всю ночь ему удалось заснуть только на час, девчонке вовсе не нужны были эти сведения.
— …И лысый, пыхтя, поднял тебя с тротуара и, как мешок, со злостью свалил на сиденье машины… Как мешок с мукой… Он был очень зол и расстроен. Хорошенькая новогодняя ночь, а, бэби…
— Я ничего не помню, Генри, ничего… — завозившись, сокрушалась Алис.
— Пей больше, всегда будешь в таком состоянии, алкоголик! — поддразнил ее Супермен.
— Генри! — Девчонка приподнялась на локте и сурово поглядела в лицо Супермену. — Я не алкоголик, я просто возбудилась. В понедельник мы уезжаем. Это мой последний Новый год в Париже. — Девчонка еще раз вгляделась в лицо Супермена. — Ты что-то плохо выглядишь, Генри, бледный и похудел.
— Обычная история, kid! К январю у меня всегда сходит загар, обычно именно к январю парижская зима выбеливает рожу. Это верный знак того, что пора на юг. Все здоровые существа стремятся на юг. Пора, пора в Бразилию…
— Единственное, что мне не нравится, что у них там очень правый режим, — озабоченно заметила Алис, благополучно сойдя со скользкой и опасной темы супер-меновского здоровья.
— А, — пренебрежительно протянул Супермен, — левый, правый, без разницы. По сути дела это одно и то же. Нам-то что, мы в политике не участвуем. — Про себя Генрих подумал, что он уже ни в чем не участвует, но девчонке он об этом не сказал.
