Он сидел на стуле позади нее. Она видела его в зеркале, перед которым снимала грим. Высокий человек с седыми усами и бровями стоял около него.
– Помните, когда вас впервые пригласили на эту роль, я говорил мистеру Фаллику: «Сол, она не справится». Правда, я это говорил, Сол?
– Говорили, Гарри.
– Я думал, что молодая и красивая девушка никогда не сумеет изобразить… знаете ли… страсть и ужас… понимаете?… Сол и я – мы были поражены этой сценой в последнем акте.
– Чудесно, чудесно! – простонал мистер Фаллик. – Скажите, как вам это удалось, Элайн?
Грим сходил, черный и розовый, на тряпку. Милли тихо двигалась в глубине комнаты с места на место, развешивая платья.
– Знаете, кто помог мне справиться с этой сценой? Джон Оглторп. Прямо удивительно, как он знает сцену.
– Да, это позор, что он так ленив… Он был бы очень ценным актером.
– Тут дело не только в лени.
Эллен распустила волосы и сплела их в косу обеими руками. Она видела, как Гарри Голдвеизер подтолкнул мистера Фаллика.
– Хороша, а?
– Как идет «Красная роза»?
– О, не спрашивайте, Элайн! Всю прошлую неделю играли перед пустым залом. Не понимаю, почему эта вещь не идет… Она очень эффектна… У Мей Меррил прелестная фигура… Театральное дело теперь гроша не стоит.
Эллен воткнула последнюю шпильку в бронзовые кольца волос. Она вздернула подбородок.
– Я бы хотела попробовать что-нибудь в этом роде.
– Нельзя же делать две вещи зараз, моя милая юная леди. Мы только что начали выдвигать вас как эмоциональную актрису.
– Я ненавижу эти роли; они насквозь фальшивые. Иногда мне хочется подбежать к рампе и крикнуть публике: «Идите домой, проклятые дураки! Идиотская пьеса и фальшивая игра – как вы этого не понимаете?» В музыкальной комедии невозможно быть искренней.
– Не говорил я вам, что она душка, Сол? Не говорил я вам, что она душка?
– Я использую кое-что из вашей декларации для рецензии на будущей неделе. Я это как следует обработаю.
– Вы не позволите ей сорвать пьесу!
– Нет, но я могу использовать это для статьи о претензиях знаменитостей… Например, председатель компании «Зозодонт» обязательно хочет быть пожарным. А другой, банкир, мечтает быть сторожем в зоологическом саду… Чрезвычайно любопытные человеческие документы…
– Можете написать, мистер Фаллик, что, по-моему, всем женщинам место в сумасшедшем доме.
– Ха-ха-ха! – засмеялся Гарри Голдвейзер, обнажая золотые зубы в углу рта. – Вы танцуете и поете лучше всех, Элайн.
– Да ведь я два года служила в хоре, прежде чем вышла замуж за Оглторпа.
– Вы должны были стать актрисой еще в колыбели, – сказал мистер Фаллик, насмешливо глядя на нее из-под седых бровей.
– Ну, господа, я должна просить вас удалиться на минуту, пока я переоденусь. Я вся мокрая после последнего акта.
– Придется покориться… Можно мне зайти на секунду в ванную?
Милли стояла перед дверью в ванную. Эллен поймала злой взгляд ее черных глаз на бледном лице.
– Боюсь, что нельзя, Гарри, она не в порядке.
– Тогда я пойду к Чарли… Я велю Томсону прислать водопроводчика. Ну-с, спокойной ночи, дитя. Будьте паинькой.
– Спокойной ночи, мисс Оглторп, – сказал мистер Фаллик своим скрипучим голосом. – И если вы не можете быть паинькой, то будьте по крайней мере осторожны.
Милли закрыла за ними дверь.
– Фу, слава Богу! – воскликнула Эллен, потягиваясь.
– Дорогая, я ужасно испугалась… Никогда не приводите с собой в театр таких молодчиков. Я видела много прекрасных актеров, погибших из-за подобных вещей. Я говорю вам это потому, что я люблю вас, мисс Элайн, и потому, что я стара и хорошо знаю актерские дела.
– Вы совершенно правы, Милли… Посмотрим, нельзя ли разбудить его… Боже мой, Милли, поглядите-ка сюда!
Стэн лежал в той же позе, в какой они его оставили, но ванна была полна воды. Полы его пиджака и одна рука плавали на поверхности воды.
– Вылезай, Стэн, идиот!.. Ты насмерть простудишься. Сумасшедший, сумасшедший!
Эллен схватила его за волосы и изо всех сил трясла его голову.
– Ой, больно! – захныкал он сонным, детским голосом.
– Вставай, Стэн, ты весь промок.
Он откинул голову и открыл глаза.
– Вот так-так!
Он поднялся, держась руками за края ванны, и стоял, покачиваясь; вода, пожелтевшая от его платья и ботинок, капала с него. Он громко гоготал. Эллен прислонилась к двери ванной и тоже смеялась сквозь слезы.
– На него нельзя сердиться, Милли, – вот что ужасно. Ну, что мы будем делать?
– Счастье, что он не утонул… Дайте мне ваши бумаги и записную книжку, сэр. Я попробую высушить их полотенцем, – сказала Милли.
– Но как ты пройдешь мимо швейцара в таком виде… если даже мы тебя выжмем? Стэн, тебе придется снять твое платье и надеть мое. Потом ты наденешь мой дождевик, мы доберемся до такси и отвезем тебя домой. Как вы думаете, Милли?
Милли вращала глазами и качала головой, выжимая пиджак Стэна. Она разложила в умывальнике размокшие остатки блокнота, карандаш, складной карманный ножик, две катушки пленки, фляжку.
– Я все равно хотел принять ванну, – сказал Стэн.
– Я, кажется, побью тебя… Хорошо, что ты по крайней мере трезв.
– Трезв, как пингвин.
– Прекрасно, тогда надевай мое платье.
– Я не стану надевать женское платье.
– Придется… У тебя ведь даже нет дождевика. Если ты не переоденешься, я запру тебя в ванной.
– Ну хорошо, Элли… Честное слово, я ужасно огорчен.
Милли заворачивала платье в газету, предварительно выжав его над ванной. Стэн смотрел на себя в зеркало.
– У меня прямо неприличный вид в этом платье… Какая мерзость!
– В жизни не видала ничего более отвратительного… Нет-нет, ты выглядишь очень мило… Только платье немного узковато. Ради Бога, повернись ко мне лицом, когда мы будем проходить мимо швейцара.
– Мои ботинки совсем размокли.
– Ничего не поделаешь… Благодари Бога, что у меня есть дождевик… Милли, вы прямо ангел.
– Спокойной ночи, дорогая, и помните, что я вам сказала… Я вам говорю, все это…
– Стэн, делай мелкие шаги. Если кого-нибудь встретишь, продолжай идти прямо и прыгай в первое попавшееся такси… Ты проскользнешь незаметно, если пройдешь быстро.
Руки Эллен дрожали, когда они спускались по лестнице. Она взяла Стэна под руку и оживленно защебетала:
