Впереди из редеющей снежной пелены выползла высокая стена. Покрытая толстым слоем льда кирпичная кладка возвышалась даже над развалинами метров на десять. Видимо, это было новое здание, раз так стоически перенесло серию землетрясений.
— Обойдем? — кивнул на развалины Джеймс. — Или пошарим внутри, может, найдем чего интересного.
Секунду я раздумывал, потом покачал головой:
— Да ничего хорошего мы там не найдем, кроме неприятностей на свою голову. Обходим, остановки нам сейчас противопоказаны. У тебя сколько энергии в броне осталось?
— Тридцать один процент, — после секундной паузы ответил американец.
— Двадцать семь, — поддакнул Скэн.
Я бросил взгляд на свои двадцать процентов, вздохнул:
— Черт. Обогрев отнимает слишком много энергии. А он на полной автоматике, ничем не отрегулируешь. Так что, друзья, соваться в иные места, отводящие с пути, — нельзя. Иначе замерзнем на подступах…
— Do not go off the road of yellow brick![2]— тут же вставил Джексон и наставительно поднял палец.
Я усмехнулся, вспомнив, что когда-то оправдывал свою лень тем, что не могу выучить язык без настоящего англичанина. Мол, в естественных условиях и в англоязычной среде все придет само. Пришло, правда, не англичане, а американцы, но теперь не отвертишься.
— Сколько языков вы знаете? — я решил подстегнуть себя здоровым соперничеством и завистью.
Джеймс пожал плечами, растопырил пятерню. Медленно загнул все пальцы в кулак, потом демонстративно растопырил вторую ладонь, принялся загибать пальцы и там.
«Да уж! — разочаровано подумал я. — Я здесь не конкурент».
— Слушайте анекдот! — возник в наушниках голос Дэйсона. — Встречаются две лесбиянки. Одна другой возмущенно говорит: «Не понимаю, что женщины находили в мужчинах раньше!» Вторая: «Когда раньше?» — «Ну когда еще не изобрели денег!»
Я, несмотря на то, что сразу вспомнилась Арина Веселкова, улыбнулся. Но заливистый тонкий смех Скэндела был настолько заразительным, что я не выдержал и рассмеялся. Мы отсмеялись, вновь наступила тишина. Не успели мы вспомнить ответный анекдот, как Джексон вновь расхохотался. Причем явно веселее первого раза.
— Ты всегда смеешься дважды? — не удержался я. — Первый раз за компанию, а второй — когда дойдет.
Скэндел расхохотался еще громче, но, оставшись в одиночестве, быстро умолк.
Разговоры как-то сами собой стихли. Пустая болтовня отнимает силы, да и жутко развлекаться анекдотами и фривольными историями из жизни коммандос на всеобщем кладбище.
Мы обходили развалины кирпичного дома. Пустые провалы окон смотрели озлобленно и тоскливо, чернота помещений поневоле приковывала взгляд. Там, когда-то в совершенно иной жизни, было тепло и уютно, рождалось счастье и покой. Теперь же там лишь мрак и скорбь…
В молчании принялись роиться в голове беспокойные и мрачные мысли. Что будет в конце путешествия? Найдем ли мы что-нибудь? Или все это бесполезно? И этот променад будет иметь одно логическое завершение — три замороженных трупа, навсегда погребенных под слоем льда. На эти вопросы найти ответы невозможно. И, осаждая себя, не дело впустую гадать, я старался сосредоточиться на пути, но в мысли упорно вторгался образ Вички. Что с нею? Как она там, в Гарнизоне? Отбились ли люди от «обезьян»?
Виски начали понемногу накаляться. Головная боль подступила на мягких лапах, от ее прикосновения занемело лицо, скулы свело судорогой. Чтобы избавиться от гнетущей боли, я принялся сосредоточенно рассматривать царапины и вмятины от пуль на спине Дэйсона. А таковых там было множество.
Сначала я увидел мгновенный сноп искр, лизнувший броню американца. И только потом разреженный, плотный от влажности воздух сухо взорвался выстрелом. Джеймса швырнуло вперед, тот уткнулся лицом в снег.
Выстрел еще не затих полностью, а мозг уже мгновенно обработал информацию, проанализировал дальнейшие действия и возможного противника, составил стратегию защиты. Но нападающие действовали профессионально. Нам дали только одно мгновение, за которое мозг успевает провести тысячи операций, а тело только начинает сокращать мышцы и выплескивать гормоны в кровь. Не успели мы броситься на помощь к Джеймсу и обернуться лицом к врагу, как воздух разодрали на части грозные выстрелы.
Пуля ударила мне в шлем, шею больно рвануло в сторону так, что хрустнули позвонки. От толчка я едва не упал, только в последний момент умудрился опереться на руку и колено, но скорость потерял. Снег возле моих ног тут же взвился частыми фонтанчиками. Патронов враг не щадил.
— Беги! — запоздало крикнул Джексон и тут же захлебнулся криком.
Скэна опрокинуло на развалины. Тело тяжело перевалилось через низкий парапет, кувыркнулось в темноту.
Метрах в пятидесяти, в частых уже дырах снежной шторы, вставали из укрытия до боли знакомые фигуры. Бронированные комбинезоны экзоскелетов, несмотря на угловатость и механические суставы, не скрывают плавных очертаний женских фигур. На левых предплечьях вызывающе алеют повязки. В руках выплевывают пламя КАты, на снег летят ленты отработанных гильз.
Сжав зубы от ненависти, я прыгнул с места. Перекувыркнулся в полете и грохнулся о землю. Раненое плечо тут же стрельнуло болью, но я быстро пополз под укрытие развалин. Пока переваливался через кирпичный бордюр, в кевларовые доспехи ударило несколько пуль. Левую руку вдруг обожгло, удар опрокинул навзничь. Боли от падения я не почувствовал, настолько ярко жгла боль в руке. Никогда не думал, что пулевое ранение настолько болезненно!
Я тяжело встал на колени, тупо рассматривая поток крови на рукаве. Попробовал пошевелить пальцами раненной руки, но едва не взвыл от новой вспышки боли. Даже дыхание на миг остановилось, а в голове появился кровавый туман. Похоже, что пуля раздробила плечевую кость! Рука висит плетью, боль вместе с кровью толчками расплавленного металла накатывает вновь и вновь.
В кирпичный бордюр ударило несколько пуль, отвратительно взвизгнуло, брызнула каменная крошка. Я инстинктивно пригнулся, но звуки выстрелов уже вывели меня из оцепенения.
Стараясь не шевелить раненой рукой, быстро передернул затвор КАта, бросил автомат на парапет. Навел на вышагивающие прямые фигурки Хранительниц и нажал на курок, стараясь удержать рвущийся автомат. В одурманенном болью сознании всплыла нелепая ассоциация с пулеметом Максимом, а я, будто герой революции, не той, что сексуальная, а той, что Октябрьская, поливаю свинцом белогвардейцев из укрытия парапета.
Хранительницы сломали высокомерный строй, бросились врассыпную, хотя я, по-моему, ни в кого не попал. Большая отдача, в одной руке ствол не удержать. Но необходимое время для того, чтобы собраться, мы все-таки получили. Совсем рядом, буквально из соседнего окна, загрохотал короткими очередями КАт Джексона. Одного из Хранителей, что не успел скрыться, опрокинуло. Теперь уже коммандос стрелял прицельно, методично поливая свинцом барахтающуюся фигуру. В очередной раз я подивился подготовке американцев — около лежащего человека пули взметнули снег только пару раз. Остальные четко легли в мишень. Кучность попаданий отразилась выплеснутой щедрыми горстями кровью на лед. Человек задергался, что-то жалобно крикнул, но после очередного попадания замер. По закованному в броню телу прошла короткая волна судорог, и крик оборвался.
