Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
С такими мыслями Близнята Чуб лег почивать и наказал, чтобы его не будили. День завтра хлопотливый, силы нужны! Однако ночью боярин сам проснулся – за окном ржали лошади, грохотали колеса телег, слышались выкрики командиров и тяжкий мерный топот пехоты. Выглянув в окно, Чуб увидел, как блестят в лунном свете штыки и стволы, как плотные шеренги ратников шагают по Княжьему спуску, как проходит конница – правда, не очень многочисленная. Это зрелище его совсем успокоило, и он проспал до первой зари, разбуженный лишь оглушительным взрывом. Стекла в спальне вылетели вон, башня содрогнулась от подвала до крыши и даже вроде бы подпрыгнула. В канцелярии, занятой агентами, раздались тревожные выкрики и лязг затворов, а в тяжелую, окованную железом дверь на первом этаже заколотили чем-то тяжелым.
Боярин набросил халат и быстро подошел к окну. Под башней сгрудилась толпа вооруженных мужиков, по виду – кузнецы и кожемяки. Немалая толпа – двести рыл или даже побольше! Трое с молотами и зубилами споро сбивали железа с двери, еще десяток поджидал с большим бревном, а остальные скалились, выкрикивали брань, гремели о камень прикладами и целили из винтарей прямо в лоб боярину. В панике Близнята, как был босой, ринулся к кабинету, чьи окна выходили на площадь. Варягов на Дворцовой не наблюдалось, стояли за решеткой охранные сотни и линейная пехота, и было то воинство не слишком внушительным. И никто, ни один подлец не спешил на помощь Близняте Чубу!
Он услыхал, как дверь внизу рухнула после сильного удара, потом раздались выстрелы, крики, хрип умирающих и торжествующий звериный вой толпы. Чьи-то руки схватили его, разрывая дорогой халат, приподняли, потащили к окну…
Последнее, что видел боярин Чуб, – это камни мостовой, летящие навстречу, и лес направленных в него штыков.
* * *
Дом был цел, но во дворе валялся покойник, а у крыльца другой. Хайло слез с лошади и с захолонувшим сердцем шагнул за ворота. Не глядя на убитых, он быстро пересек двор, поднялся на крыльцо и вошел в сени. Здесь лежали двое, но в темноте он не мог разобрать, мужчины ли они или мужчина тут и женщина.
В горнице Хайло нашарил лампу, долго возился со спичками – руки дрожали, – но наконец добыл огонь. Почему-то он не крикнул, не позвал Нежану, словно предчувствуя, что в доме нет живых. В горнице, однако, все было в порядке, только из сеней тянуло едкой вонью пороха. Сотник вернулся туда, склонился над убитыми и вздрогнул. Чурила лежал на спине с развороченной грудью, и было ясно, что его застрелили в упор. Он, видать, оборонялся, прикончил двух бандитов во дворе, а третьего – тут, в сенях, – принял на штык. Но не бандит то был, а светловолосый парень в форме варяжской гвардии, лицом тоже вылитый варяг.
Молвив: «Прощай, певун…» – Хайло снова ступил в горницу, прошел к лесенке, что вела к спальням-светелкам, и начал подниматься. Ступени показались ему скользкими, он опустил лампу пониже и увидел, что они залиты кровью. Кровь была ребе Хаима – тот нашелся наверху, сидел, скорчившись на ступеньке и прижимая ладони к левому боку. Из комнатки своей он выскочил в исподнем – должно быть, хотел защитить Нежану. Рядом с его босыми ступнями, в лужице подсыхающей крови, отпечатался варяжский сапог.
Нежану застрелили на пороге ее светелки. Не надругались, убили быстро, по-деловому – должно быть, спешили выполнить приказ и побыстрее уйти. Так торопились, что трупы своих бросили, мелькнула мысль у Хайла. Он опустился на колени, закрыл глаза своей ласточке, поцеловал ее холодные губы. «Самое дорогое потеряешь!» – прозвучало в голове. Вот и потерял… Почему, отчего?… Проклятие волхва? Случайность? Или чей-то злобный умысел?
Слез у Хайла не было. Стиснув кулаки, он грохнул ими в пол и завыл протяжно, словно волк, потерявший волчицу. Затем поднял Нежану на руки, спустился в горницу и положил ее на лавку – ту самую, что связала их на много, много лет. Перенес сюда же Чурилу и ребе Хаима, а варяга выкинул из сеней во двор.
В окно заколотили, застучали. Открыв окошко, сотник впустил попугая, и тот привычно уселся ему на плечо. Покрутил головкой и вдруг промолвил:
– Горре… горре…
– Да, горе горькое, – хрипло отозвался Хайло. – Что поделаешь, друг… вдвоем мы с тобой остались… И думаю, ты меня переживешь. – Поднявшись, он добавил: – А сейчас лети, пташка вольная. Не гоже тебе тут быть.
Попугай послушно выпорхнул в окно, а сотник взял лампу и разлил горючую жидкость по столу. Потом вышел во двор и долго смотрел, как занимаются и горят Нежанины хоромы. Здесь она жила, здесь любила и здесь будет ей погребальный костер… ей и друзьям верным, что встали на ее защиту, да защитить не смогли…
Пламя плеснуло из окон, и пегий жеребец испуганно заржал. Хайло повернулся к нему, молвил: «Тебя тоже отпускаю» – снял с седла винтарь и сумки с патронами, вывел коня на улицу и хлопнул по крупу. Задержавшись у ворот, оглядел двор, видимый ясно в свете огромного костра. Все три покойника были в варяжской форме, светловолосые и рослые, так что Хайло не сомневался, что они и правда варяги. Княжья власть послала их закончить дело с ребе Хаимом, и сотник не понимал лишь одного: коль побежали варяги из города, так зачем выполнять им этот приказ?… Значит, не все побежали или заплачено было хорошо, решил он.
Пылающая крыша провалилась, и Сварог победно взмыл над домом, будто хотел уверить сотника, что он, божество огня, еще жив и силен, а там, на пристани, лежит всего лишь деревянный истукан. Первый свет зари разгорелся над городом, и, как бы приветствуя утро, где-то за Торжищем грохнул взрыв такой силы, что у Хайла зазвенело в ушах. Будто очнувшись, он сорвал нашивки сотника, вскинул винтарь на плечо и пошел из переулка. Сварог, хохоча и завывая, сгреб жаркой лапой искры и бросил ему в спину.
Людские ручейки текли к Торжищу, и Хайло шагал вместе со всеми. Внизу, у Княжьего спуска, ручейки соединились, слились, став многолюдным потоком, поглотившим бывшего сотника. С этой огромной толпой он начал продвигаться к площади и, стиснутый людьми, кричал, как все: «На Зимний! На Зимний!» – и, как все, поднимал винтарь и грозил кулаком. Подобно гневным неодолимым водам толпа миновала руины варяжской казармы, здания банков и Приказов, особняки бояр и приблизилась к Сыскной Избе. Башню окружали вооруженные люди, выводили узников, тут же соединявшихся с толпой, выбрасывали кого-то с самого верха на мостовую и добивали там штыками. Толпа торжествующе взвыла и замерла, любуясь этим зрелищем, и вместе с нею остановился Хайло. Но впереди раздался крик: «На Зимний, братаны!» – сзади нажали, и плотная масса мятежников покатилась к площади.
Чужие плечи уперлись в сотника. Он поглядел налево, поглядел направо – рожи будто бы знакомые. Справа – юный разбойник Облом из Твери, слева – Добрыня, купец из Рязани. Давно ли в степи ссорились на большой дороге! А теперь оба в Киеве, и оба против власти.
– Ты, Добрыня, что тут? – спросил Хайло.
– Взяли меня и лишили всего достояния, – ответил купец. – Пытали так, что едва не загнулся! Хорошо, помощь пришла от добрых людей… Нынче я за них и с ними! Отмстить хочу!
– А тебя, Облом, что в Киев принесло? Что овес не сеешь?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
