Прямоугольник массивных каменных стен и зоркая стража берегли его покой. С угловых башен часовые, вооруженные мечами и арбалетами, могли видеть лежавший на севере Имперский Путь, ровную, как стрела, дорогу, уходившую направо, к каналу и к городу, к его улицам, площадям и дворцам, и налево, к полосе леса, темневшей на горизонте. За этой магистралью, которой дозволялось пользоваться лишь могущественным и знатным, вдавался в сушу прямоугольник гавани, заполненный кораблями и огромными плотами — их весла были подняты, паруса свернуты, будто крылья птиц, добравшихся к своему гнезду и прилегших вздремнуть до рассвета. Над ними возносилась башня маяка, и огонь, горевший на ее вершине, походил на глаз великана, надзиравшего за стаей уснувших птиц.
На юге, за фруктовой рощей, тянулся Большой Торговый Тракт, сейчас безлюдный и пустой, как и дорога знатных. Но на складах гавани уже копились сукна и стеклянные изделия из Стамо, оружие, доспехи и бронзовая посуда из Джейда, вино, парча, бархат, ковры и драгоценные камни из эдората Ксам и Стран Перешейка. Утром Торговый Тракт затопят фургоны и телеги, и грохот их будет доноситься до самых уединенных покоев замка бар Ригонов.
Но сейчас все было тихо. Древний замок, и лежавшая на западе столица, и весь имперский домен Айдена мирно дремали под светом двух лун, большого серебристого Баста и маленького быстрого Крома, похожего на золотой апельсин. Спали повара и конюхи, ключники и музыканты, служанки и садовники, дремали кони, мулы и шестиногие тархи, цветы в саду закрыли свои чашечки, вода бассейна застыла, словно зеркало из темного стекла.
Спал и Георгий Одинцов, и на его лице блуждала слабая улыбка. Потом его губы дрогнули, черты стали строже и словно бы старше, он глубоко вздохнул и что-то прошептал.
Глава 16 Плавание
Огромный плот покачивался на морских волнах, ветер срывал с волн соленые брызги, бросая их в лицо Одинцову. Утра были прохладными, но в полдень солнце палило во всю, и когда оранжевый ослепительный шар поднимался в зенит, он сбрасывал плащ, оставаясь в легкой тунике, перепоясанной ремнем с медными бляхами. К поясу были подвешены меч и кинжал, с которыми он не расставался ни днем, ни ночью; в каюте, под деревянным топчаном, хранились чель, хайритский арбалет и два колчана, набитых стальными стрелами.
Плот неторопливо полз к проливу, за которым лежал эстуарий внутреннего Ксидумена. Море было спокойным, шел весенний месяц, когда в империи, и в эдорате Ксам, и в княжествах Перешейка, и в далеком Кинтане люди начинали взрыхлять почву сохой, забрасывая в нагретую солнцем землю семена, когда окапывали фруктовые деревья, выгоняли на луга, покрытые первой травкой, скот, палили старую стерню, удобряли виноградники. Хорошее время! Ксидумен, Длинное море, что протянулось на тысячи километров от Западного до Северо-Кинтанского океана, лежал перед плотами-стагартами и крутобокими парусниками ровной дорогой, блистающей по вечерам изумрудом, а по утрам — сапфиром. И Алтор, ветер странствий, один из Семи Священных Ветров Хайры, нес корабли на все стороны света.
Георгий Одинцов, Аррах Эльс бар Ригон, плыл на восток по воле императора и казначея бар Савалта. Плыл вместе с двумя сотнями мореходов и солдат Береговой Охраны, с вороным Баргузином и десятком лошадей, с грузом серебра и золота, что пригодится экспедиции в далеком Ханде.
Одинцов со своим экспедиционным отрядом занимал три каюты в нижнем ярусе кормовой надстройки. Впрочем, вряд ли он мог считать отряд своим, ему принадлежал лишь Кайти, парнишка лет семнадцати, взятый в услужение из замковых челядинцев. Волосы у него походили на медную проволоку, носа и щек под веснушками не было видно вовсе, но слугой он оказался расторопным. Три остальных члена экспедиции, лазутчик бар Кейн и его помощники, Поун и Хор, не столько подчинялись Одинцову, сколько присматривали за ним. Бар Кейн, дворянин из мелкопоместных, был полицейским чиновником, мужчиной крепким и опытным, из тех, кого на мякине не проведешь, Поун и Хор являлись, по земным понятиям, боевиками. Кряжистые парни с мощной мускулатурой, рубаки и стрелки, кроме того, оба отлично метали кинжалы, в чем Одинцов убедился, понаблюдав за их тренировками на палубе. Видно, бар Савалт не хотел рисковать и отправил с ним лучших своих людей. По прибытии в Ханд бар Кейну полагалось написать записку щедрейшему. Передав ее в руки казначея, Одинцов получал свободу, свои поместья и титул пэра.
В начале плавания не обошлось без эксцессов — Поун и Хор решили, что юный Кайти должен им прислуживать. Для парня было нетрудно сбегать за едой к очагам в центре плота и вымыть посуду, но его старания не нарваться на скандал успеха не имели. Вскоре рожицу Кайти украсили синяки, а взгляд стал затравленным, как у приблудного котенка. Увидев это, Одинцов не замедлил навести порядок.
Для намечаемой экзекуции он выбрал обеденный час. Они с бар Кейном ели вместе, за столиком, который Кайти расставлял прямо на палубе, у кают. Благородные господа, посланные в дальние земли по государственному делу, общались без лишнего дружелюбия, но и без враждебности, глядя друг на друга словно пара недоверчивых псов. С точки зрения бар Кейна, его спутник хоть и являлся родовитым нобилем, но был сыном преступника, коему повезло избегнуть темницы, плетей и каленых клещей, и за таким подозрительным типом полагалось присматривать. Что до Одинцова, то его совместные трапезы и беседы с бар Кейном развлекали, помогая справиться с тоской. Он снова покинул Лидор, но юная супруга снилась ему каждой ночью.
— Вчера мы миновали побережье Стамо, — заметил бар Кейн, откладывая обглоданную ножку цыпленка. — Приходилось ли тебе, достойный, бывать в этих краях?
Он произнес это с некоторым высокомерием, так как по делам службы объездил всю империю и считал себя опытным путешественником.
— Приходилось, — ответствовал Одинцов. — Чтобы добраться в Ксам и Ханд, надо проехать через Стамо. Но был я тут недолго, день или два.
— Прекрасный город, — снисходительно произнес бар Кейн. — Советую в нем задержаться на обратном пути. В Стамо отличные вина.
Он покосился на кувшин, где уже виднелось дно. Напиток из розового винограда, произраставшего под Тагрой, был взят Одинцовым в изрядном количестве. Они его пили как воду, вино было ароматным, чуть кисловатым и не очень крепким.
— Кстати, о вине. — Одинцов повернулся к Кайти, стоявшему за его походным стулом. — Ну-ка, парень, тащи еще кувшин!
Кайти как ветром сдуло.
— Сегодня к вечеру войдем в пролив у оконечности Дорда… слышал о таком? — сказал бар Кейн. Одинцов покачал головой, хотя география этих мест была ему известна лучше, чем собеседнику. Дорд являлся огромным полуостровом Хайры, северного континента, и лежал слева по курсу, а справа вдоль побережья шли горы, естественная граница империи с эдоратом Ксам. Между этими горами и полуостровом тянулся пролив, соединявший западную и восточную части Ксидумена, — восточный эстуарий, похожий на неровный круг, обычно называли внутренним Ксидуменом. Чтобы добраться до Ханда, плоту предстояло пересечь его из конца в конец.