Утром они тронулись в путь. Анри имел при себе значительную сумму денег, но он не хотел, чтобы власти знали об этом, и потому часть их Тулси спрятала у себя, а кое-какие драгоценности они положили в пеленки Амалы. Вещей было немного — один сундучок и походная сумка.
Корабль под названием «Феникс» стоял на якоре в полулье от берега. Два офицера проверяли документы у пассажиров, которые выстроились в очередь к шлюпкам. Один из проверяющих был пожилой, угрюмый и строгий на вид капитан, другой — ровесник Анри. Было сложно угадать, к кому попадут документы, и Анри с трудом сдерживал прорывающееся наружу волнение.
Тулси с ребенком на руках казалась спокойной. Среди пассажиров она была единственной индианкой, что тоже могло привлечь внимание. Молодая женщина надела то самое вышитое золотом фиолетовое сари, которое ей подарила Кайлаш. Оно выделялось на фоне всеобщей серости ярким пятном. На руках и ногах были массивные разомкнутые браслеты, каждый — в виде двух сплетенных между собою кобр. Тулси была уверена, что священные змеи приносят удачу и счастье, и у Анри не хватило духу попросить, чтобы она их сняла.
Чтобы унять волнение, он уставился на море, которое катило к берегу гонимые ветром валы. На воде хаотично плясали казавшиеся беспомощными солнечные блики. Неужели им с Тулси удастся взойти на корабль и преодолеть огромное водное пространство? Неужели ему суждено увидеть Францию?!
Когда подошла их очередь, Анри быстро протянул молодому офицеру разрешение на выезд, которое обошлось в немалую сумму и, как и паспорт, было фальшивым.
Офицер принялся изучать документы.
— Эмиль Мартен, жена и дочь. Разрешение подписано губернатором, печать есть. — Офицер поднял взгляд и с интересом спросил: — Почему возвращаетесь? Говорят, в Париже дела компании идут хуже некуда!
— Мне вреден здешний климат, — сдержанно произнес Анри. — К тому же я получил письмо, в котором сообщается, что моя мать при смерти.
— Понимаю. А путь неблизкий! — Офицер сочувственно покачал головой, потом с восхищением уставился на Тулси и пошутил: — Это единственная ценность, которую вы вывозите? Где нашли такую красавицу? — И перешел на серьезный тон: — У нее есть документы? Только не говорите, что вас венчала наша церковь! В вашем разрешении написано «жена», но это нужно доказать. У нее должны быть свой паспорт и свое разрешение на выезд.
Анри де Лаваль едва не задохнулся от волнения и отчаяния.
— Она индианка. Наши власти не выдали ей документы.
— Тогда пусть остается на берегу. Таковы правила. Следующий!
Анри крепко сжал руку Тулси. Он проиграл. Придется возвращаться назад.
Молодой офицер уже отвернулся от них, когда Тулси, внезапно вырвав руку, сделала решительный шаг вперед и произнесла своим красивым, нежным голосом:
— Мой пропуск — любовь, мсье. И я получила разрешение у судьбы, у бога и даже у смерти. Прошу вас, пропустите меня на корабль. Я в самом деле его жена, а он мой муж — нас соединяет то, что невозможно выразить на бумаге.
В ее улыбке отразились надежда и боль души, тень тревоги и ожидание счастья. Офицер смутился.
— Вы говорите по-французски, мадам? Ну что ж, так и быть, проходите. С корабля вас уже не снимут. — Он улыбнулся. — Будем надеяться, что на этих берегах осталось немало прекрасных женщин…
Анри и Тулси с ребенком на руках сели в шлюпку. Какое-то время они не смели ни оглядываться, ни даже дышать и только по-прежнему крепко держались за руки. Анри смог свободно вздохнуть лишь тогда, когда корабль вышел в открытое море.
Они долго смотрели на исчезающий вдали берег, на пугающе темные волны и гигантский шатер неба, по которому разметались клочковатые облака.
Анри де Лаваль покидал причудливую страну под названием Индия. Теперь он не только знал, к чему возвращается, но и чувствовал, что теряет. Этот удивительный край в полной мере давал понять, что есть жизнь, смерть, надежда, вера и божественное величие. Он любил Индию той странной, вдохновенной, восставшей из неведомых глубин души любовью, какой любят прародину. Анри не знал, правильно ли поступает, увозя с собой Тулси, он просто не мог с ней расстаться. Каково ей придется в Париже, на незнакомой земле, среди людей иной культуры и веры?
Им предстоял долгий и нелегкий путь, но Тулси держалась с таким радостным и вдохновенным мужеством, что Анри с трудом сдерживал слезы благодарности и восхищения. Кто еще мог столь свято верить в него и так сильно любить?
1755 год, Париж, Франция
Небо Парижа казалось необъятным, глубоким и удивительно легким; быть может, потому что недавно прошел дождь и облака унесло ветром.
Анри вдыхал свежий, полный непередаваемо разнообразных запахов воздух, как будто никак не мог надышаться, и с его губ не сходила изумленная, радостная ребячья улыбка. Бог словно обновил его чувства и подарил новый, глубокий и чуткий, взгляд на знакомые с детства вещи.
Тулси притихла и держалась настороженно. На любопытные взоры прохожих отвечала быстрым, недоуменным взглядом, который бросала из-под низко надвинутого на лоб покрывала.
Для Анри не составило труда отыскать домик мадам Рампон. Он помнил, что она живет возле церкви Сент-Эсташ, и они с Тулси проехали туда на извозчике. Во время морского путешествия Амала вела себя удивительно спокойно и сейчас мирно спала на руках у Тулси. И все же Анри чувствовал, что обе устали, потому надеялся, что мадам Рампон приютит его вместе с семейством хотя бы на день или два.
К счастью, все вышло именно так, как он ожидал. Мадам Рампон смеялась и плакала, обнимая Анри. Она сказала, что получила небольшое наследство и теперь может жить, не работая. Женщина пригласила Анри и Тулси в дом и принялась хлопотать, сетуя, что они, должно быть, сильно проголодались и умаялись.
Анри не стал говорить, что они, утомленные жестокой многодневной качкой, высадились в Нанте всего лишь два дня назад и нанятый ими возница всю ночь гнал лошадей по неровной дороге.
— Чай со сливками, Анри? А… вашей супруге?
— Тулси понимает и говорит по-французски.
Мадам Рампон приветливо улыбнулась молодой женщине, и та ответила смущенной улыбкой.
— Расскажите о матери, — попросил Анри.
— Я ее навещала. За ней и впрямь неплохо ухаживали, но она быстро угасла, догорела, как свеча. Быть может, она чувствовала, что находится не у себя дома, не знаю. В общем, как говорят, она упокоилась с миром.
— Где ее похоронили?
— Рядом с вашим отцом. Я настояла на этом. Я бы отдала все свои деньги, но не допустила бы, чтобы мадам де Лаваль очутилась на другом кладбище! Я хожу туда раз в месяц, а то и чаще, приношу цветы.
Молодой человек наклонился и поцеловал ее руку. Женщина смутилась до слез.
— Анри, вы мне как родной сын! — И заметила: — Вы стали совсем другим.
