Иван подмигнул парню и улыбнулся:
– Удачи тебе, Жан-Люк!
– И тебе, Иван.
Простились.
Следующий покупатель – купец или подрядчик, – почти не торгуясь, купил двух крестьян-каталонцев, те сказались плотниками.
– Кормить вас я не собираюсь, – тут же пояснил он. – Будете работать на откупе, что мне должны, а что – вам, договоримся с теми, кто вас наймет.
Каталонцы радостно переглянулись. Кажется, и им выпал неплохой шанс.
Остальных разбирали ни шатко ни валко. Кого-то купили для работы в усадьбе, кого-то – для сдачи внаем.
– Ну так сколько ты хочешь за этого молотобойца? – подойдя к Кабиру, давешний «мажор» указал на Раничева. Услыхав названную сумму, разочарованно отошел. – Дорого… Но я загляну вечером.
– Ну и где твой знакомый с галеры? – оглянулся на подошедшего Аль-Казара бербер. – Он точно возьмет всех оставшихся?
– Возьмет, как и договаривались, – усмехнулся старшина рынка. – Гребцы нужны всегда.
Раничев вздрогнул. Вот уж куда совсем не хотелось, так это гребцом на галеру! И вкалывай как проклятый, и надсмотрщики-комиты с бичами, и не убежишь! Нужно как можно быстрее продаться кому-нибудь до вечера, иначе галеры не избежать. Вот, блин, хоть сам себя рекламируй, типа «опытный бас-гитарист – ритм-н-блюз, хард-н-хеви, немного джаз – ищет команду единомышленников за сходную цену». Черт, и покупателей-то солидных нет больше. Не сезон, одно слово.
Присматриваясь к выставленным на продажу рабам, по рынку прохаживалось всего несколько человек – толстяк с бабьим безбородым лицом, судя по всему – евнух, молодой растрепанный парень, несколько вчерашних «мажоров» и сутулый старик с потухшим взглядом.
Нужно было срочно приглянуться кому-нибудь. Может быть, евнуху? Нет, тот искал мальчиков. Растрепанный парень? Тот, скорее всего, пришел присмотреть наложницу или просто хозяйственную бабу, красивых женщин на восточных рынках так просто не продавали – все шли в гаремы. Так что же делать-то? Иван вздохнул. Он, к сожалению, не мальчик и не работящая баба. На «мажоров» тоже надежда слабая – похоже, они тут, как сороки, остатками кормятся. Остается один старик. Кто ему нужен? Наверное, человек с навыками лекаря, плюс – искусный рассказчик, мало ли, старче по ночам мается бессонницей, что еще? Да, он, наверное, лучше взял бы мальчишку или какого-нибудь астеника – мускулистый Иван выглядел уж больно угрожающе. А старик-то идет сюда, к помосту. Ссутулиться! Немедля ссутулиться… И глаза – вниз, так… И что-нибудь тихо бормотать про себя, что-нибудь такое, ученое, вообще прикинуться книжным червем…
– От Марокко до Туниса сколько фарсахов? Много… И, как сказал Ибн-Батута… И что же сказал Ибн-Батута?
– Ты знаешь великого путешественника и географа из Марокко? – останавливаясь, изумился старик. Потухшие глаза его засияли.
– О да, – потупив взор, тихо ответил Раничев. – Мне приходилось много заниматься книгами.
– А знаешь ли ты языки? – заинтересовался старик.
– Я говорю по-арабски, по-тюркски, немного на фарси.
– Отлично! – Старик достал кошель и обернулся к Кабиру. – Сколько ты хочешь за этого книжника?
– О, это очень сильный мужчина… – начал было бербер.
– Его сила меня нисколько не интересует, – желчно отозвался старик. – Так сколько?
Кабир назвал сумму, в два раза превышавшую ту, что он собирался запросить с галерщика. Не торгуясь, старик выложил деньги.
Такие честнейшие и благороднейшие люди, как его новый хозяин, почтеннейший кади Рашид Зунияр ад-Дин Наср ибн Мохамммед ибн Шахи ад-Риад, а попросту – Зунияр-хаджи – Раничеву в последнее время встречались не часто. Да и вообще они во все времена были редкостью. Словно древний подвижник, почтеннейший хаджи ревностно следовал слову Аллаха и, в отличие от многих других, тем не кичился, а, как и подобает истинному правоверному мусульманину, вел себя скромно. Во всех отношениях, и с немногочисленными слугами, и с друзьями, соседями, да просто с прохожими, Зунияр-хаджи являл собой образец добродетели и ума. Его уважал весь квартал, причем не только мусульмане медины, но и евреи, и жители христианских фундуков. Потому почтенный Зунияр и был кади – судьей, отправляющим правосудие по законам шариата и поручению халифа Абд ал-Азиза ал-Мутаваккила – властелина Туниса и прилегающих к нему областей. Быть кади – непросто, мало того что нужно прекрасно знать Коран, но еще – и многие местные обычаи, к тому же – хорошо разбираться в людях. Благороднейший Зунияр-хаджи полностью отвечал всем этим правилам. И судил честно, как велели ему слова Аллаха и собственная совесть. И самый богатый купец, и чиновник халифа, и крестьянин-бедняк – все были уверены, кади рассудит честно. Сам халиф ценил его, однако не оказывал особых милостей – помнил дружбу хаджи с опальным историком Ибн Хальдуном, не так давно бежавшим в Египет.
Однако мало кто в Тунисе, кроме покинувшего родину Ибн Хальдуна, мог бы сравниться с Зунияром-хаджи в искусстве толкования шариата. В его компетентности и полной неподкупности были уверены все, от халифа до последнего нищего.
В быту Зунияр-хаджи был непритязателен – бобы, оливки, пресная лепешка и немного воды – вот и все, что ему было нужно. Правда, это не касалось пищи духовной – книги, древние манускрипты, свитки занимали почти все помещение скромного дома кади. Семьи у хаджи не было, ее заменяли немногочисленные преданные хозяину слуги, из них главный – старик Хайреддин, тот самый, что и купил Ивана.
Поговорив с Раничевым на фарси и по-тюркски, Зунияр-хаджи улыбнулся, а узнав о том, что Иван много путешествовал и даже побывал при дворе Хромого Тимура, пришел в совершеннейший восторг и тут же приказал подробнейшим образом поведать все о далеком эмире. Выслушав – а дело уже шло к утру, – покачал головой.
– Мы все это с тобою запишем, Ибан, – сняв зеленый тюрбан – такой дозволялось носить только самым уважаемым людям, хаджи, совершившим паломничество – хадж – в священный город правоверных – Мекку, – Зунияр пригладил редкие седые волосы.
Сухое, несколько вытянутое лицо его было покрыто морщинами, свидетельствующими о весьма непростой прожитой жизни. Зунияр-хаджи разменял уже восьмой десяток, но для своих лет выглядел удивительно бодро, может быть, именно потому, что вел праведный образ жизни, строго соблюдая посты и приличия.
– Мой верный слуга и друг Хайреддин, к сожалению, уже плохо видит, – погладив благообразную бороду, вздохнул кади. – Поэтому ты, Ибан, будешь помогать мне в делах.
Раничев тут же выразил готовность… И помогал. Уже в первый же месяц через его руки прошло достаточно много дел – в основном кражи, но было и одно мошенничество, Иван называл его «делом погонщиков ослов», когда ушлые ребятки в предместье Баб-Джазира, перекрашивая и заговаривая покупателям зубы, продавали старых, никуда не годных ишаков под видом молодых и сильных… По шариату, это было тяжким преступлением – преступлением против Бога, впрочем, как и кража; подобные дела карались с показательной жестокостью – виновным отрубали руки.
