В первый раз после принятия решения о проведении операции «Дрема» Фили выразил энтузиазм и сказал, мол, это может «перевернуть» нашу предвыборную кампанию. Я же полагал, что президенту нельзя идти на такой эксперимент, каким бы он ни казался спасительным для нашей репутации.
Обсуждение было, мало сказать, горячим. Адмирал Бойд в самых крепких выражениях, которые я когда бы то ни было от него слышал, заявил о своем отказе рисковать жизнью президента. Вот уж когда он не мог скрыть свой бруклинский акцент. В какой-то момент он даже назвал затею сумасшедшей, что, на мой взгляд, неправильно, но президент не принял его возражений.
Президент не остался равнодушным к доводам Бойда, однако идея ему очень нравилась. Кто-то предложил кандидатуру вице-президента. Ее поддержали почти все, но когда решение уже было как будто принято, президент наложил на него вето под тем предлогом, что журналистам известна его нелюбовь к вице-президенту.
– Пресса не увидит в нем жертву, – сказал президент. – Надо, чтобы человек был по-настоящему близок мне.
Через два дня Брайант Гамбел ждал меня в студии Эн-Би-Си. Фили особенно настаивал на Гамбеле отчасти потому, что он чернокожий, и Фили думал таким образом потрафить бермудцам. Но кроме того, Гамбел имеет обыкновение источать приветливость, и тема «химической войны», как предполагал Фили, сама собой уйдет из шоу.
То, что я добровольно подвергал себя воздействию газа, значительно подняло рейтинг шоу «Сегодня» и дало ему 33 % зрительских симпатий: двадцать семь миллионов американских телевизоров были настроены на нашу программу. Кроме того, передача транслировалась на весь мир. Когда я проснулся, чувствуя себя, должен честно признать, отдохнувшим, Гамбел сказал:
– Спасибо, Герб, от всех нас.
Однако к моему триумфу примешались и несколько капель горечи. Нашлись люди, которые не поверили в то, что я добровольно дал согласие на демонстрацию воздействия GB-322. В нескольких случаях причиной, увы, стала ревность. Например, Ллеланд написал в своей книге, что «меня, хнычущего, тащили в студию… как ребенка тащат к зубному врачу». Вряд ли надо говорить, что это злобная ложь, не имеющая ничего общего с реальными событиями.
Пресса глумилась над нами. Патрик Бьюкенен из «Нью-Йорк таймс» писал в своей колонке:
«Если президент Такер хотел оправдать катастрофу в Северной Атлантике, ему следовало бы использовать более сильный газ против мистера Вадлоу и других своих помощников».
Полагаю низостью с его стороны писать такие вещи.
Желчный Майкл Крамер из журнала «Нью-Йоркер» ополчился против меня лично. Он написал:
«Совершая подвиг и демонстрируя отчаянную храбрость, Вадлоу стремится расширить свой портфолио. Его, по-видимому, больше не удовлетворяет роль президентского носильщика, так он присмотрел для себя другую: подопытного кролика сегодняшней администрации».
Несмотря на подобные публикации, мое появление в шоу «Сегодня» имело большое значение. Газ GB-322 признали безвредным. К захоронениям в Угарвиле наконец-то отнеслись с недоверием. И впервые после начала кризиса М'дуку и бермудским лидерам пришлось оправдываться.
Великобритания подняла в ООН вопрос о тщательной проверке захоронений в Угарвиле под наблюдением представителей из разных стран. Когда же «М-энд-М» объявил, что в бывшем консульстве Соединенных Штатов Америки откроется Народный музей зверств американской военщины, наши люди из внешнеполитического ведомства окончательно убедились в его стремлении устраивать театральные представления. Бермудские снайперы время от времени постреливали в наши P-3Cs, однако толпа довольствовалась вечерними кострами с песнопениями, осуждающими Великого Мора.
Республиканцы же у себя дома предпочитали другие песни – обвинявшие президента Такера в бессилии и нежелании защищать американские интересы «испытанными методами».
Тем временем Марвин давил на президента, добиваясь, чтобы его послали на Бермуды для переговоров с М'дуку, однако миссию Марвина все время откладывали под напором Кланахана, так как ситуация то и дело менялась.
Двенадцатого октября, то есть на шестой день, президент наконец дал указание Марвину Эдельштейну вручить «М-энд-М» коммюнике, выражающее наше согласие сесть за стол переговоров, однако добавил:
– Марвин, это дело нешуточное.
После совещания Фили пошел следом за президентом в Овальный кабинет, надеясь попытаться отговорить его от того, чтобы он отправлял Марвина на Бермуды.
– Посылайте кого угодно, только не Марвина.
На это президент ответил, что Марвин является председателем Совета национальной безопасности и его поездка – вопрос решенный, следовательно, обсуждению не подлежит.
Выходя из кабинета, Фили пробурчал:
– Ничего хорошего из этого не выйдет.
Последнюю треть своей книги «Власть, принципы, западня» Марвин посвятил Бермудскому кризису. Должен сказать, что это представляет интерес лишь как художественный вымысел.
На нашем следующем совещании Марвин сообщил, что «М-энд-М» стремится к переговорам.
– Судя по всему, он разумный человек, – сказал Марвин.
Адмирал, Гилули, Фили, Кланахан и я обменялись тревожными взглядами.
– Неплохо, если так, – заметил президент.
Такер предпочитал частную встречу, желательно на борту корабля. Марвин же жаждал публичности, и, как ни странно, ему удалось внушить нам, будто пресса окажет «здоровое влияние» на М'дуку. Он заранее представлял себе, как пересекает разделительную полосу между военно-морской базой и лагерем бермудцев, являя собой «символ доброй воли Соединенных Штатов Америки».
Адмирал Бойд буркнул, что с удовольствием оказал бы здоровое влияние на М'дуку «крылом F-20». Разгоревшуюся между Марвином и Бойдом перепалку удалось прекратить только благодаря окрику президента.
Ллеланд предложил использовать свою яхту «Сострадание». Тут схватились Ллеланд и Фили, и их тоже пришлось усмирять с помощью президентского окрика.
Можно предположить, что эти споры и крики сыграли свою роль. Президента настолько утомили разногласия между помощниками и он так сильно хотел покончить с Бермудским кризисом, который самым серьезным образом влиял на его предвыборную кампанию, что он одобрил план Марвина. В более спокойной атмосфере он принял бы более взвешенное решение.
Наблюдая за «долгим переходом» Марвина через разделительную полосу, – так окрестили его путь газетчики и телевизионщики, – даже такой скептик, как я, был переполнен осознанием исторической важности момента, внушавшего мне оптимизм.
Следом за Марвином, старательно избегая телекамер, шли два его помощника – Кромарти и Баум. (Позднее мне стало известно, что Марвин приказал им не подходить ближе, чем на тридцать шагов, желая превратить действо исключительно в свой личный триумф.)
«М-энд-М» со своей свитой ждал Марвина по другую сторону полосы. После обмена приветствиями Марвин и бермудский лидер сели в джип и – «М-энд-М» за рулем, а журналисты со всего мира следом за его джипом – отправились в путь. Однако, вопреки договоренности, они поехали не в Народный дом, где находилась резиденция «М-энд-М». «Долгий переход» и в самом деле стал долгим.
