минут, а это больше шанс для пациента. Да, обезболить сейчас можно, но дышать-то тому, кто на столе, придется самостоятельно.
Шансы на успех Микулич видел в том обстоятельстве, что второго близнеца сохранять не надо. Сросшиеся в нижней половине грудной клетки организмы не были равноценными. Второй являлся бесполезным довеском, недоразвитым физически и ментально. Личность там отсутствовала изначально и самостоятельно жить способна не была. Хотя тазовые органы работали, выделялась моча и кал через общий кишечник.
Что хорошо, не надо разделять печень. Отсечь лишнее в области легких, можно даже замахнуться на пластику ребер из донорского материала. Приживутся ли они без иннервации? Вторая бригада делает пластику живота и формирует кишечник. И сосуды! Нет им числа! Это только кажется, что всё просто: махнул секционным ножом, чтобы побыстрее, ушил рану – и готово. Да начать с выделения кожного лоскута для пластики – самого простого и лежащего на поверхности…
Задача меня увлекла. Какие там празднования – обед нам принесли в кабинет, я и не заметил, что ел. С самого начала взял на себя роль адвоката дьявола и рассказывал о грядущих неудачах того или иного этапа операции. Хорошо знать то, что другим неведомо. Но энтузиазм коллеги и это преодолел. Терять было нечего – ждать, когда балластная половина погибнет от пневмонии или полиорганной недостаточности, потянув за собой близнеца, смысла не было. Родителей у шестнадцатилетних Пётрека и Яноша не имелось: мать погибла при родах, отец сразу сдал близнецов в приют, потому что средств содержать их не было. Обучить их чему-то удавалось с трудом – даже Пётрек, который умел разговаривать, едва себя обслуживал. Была ли тому виной врожденная скудость ума или он приобрел ее, будучи запертым почти всю жизнь – сие неведомо. Да и разницы никакой для хирурга нет.
И вроде я смог убедить Микулича, что лучше всё же дождаться аппарата икс-лучей и пойти на авантюрную операцию хотя бы с минимальным объемом обследований, а то сейчас в нашем распоряжении только термометр, сфигмоманометр, часы с секундной стрелкой и барометр на стене. И то последний я присовокупил для количества. А, да, еще глаза и руки. И немного мозгов, потому что будь их больше, Иоханн бы такое не предлагал, а я бы не соглашался ни в какую.
А вечером мы всё же пошли и отпраздновали. Совсем немного, потому что я устал как собака – сначала дорога, а потом напрягать то, чем думаю. Так что поели каких-то очень вкусных колбасок, выпили по паре кружек пива, и я даже толком не дослушал, какой великолепный дом купил себе мой товарищ. Одна только проблема: каждый день за шестьдесят километров не наездишься, и наслаждаться приобретением получается большей частью на выходных.
Я лег спать с твердым желанием встать, только когда мочевой пузырь лопаться начнет. Ну или лежать надоест, всё зависит от того, что раньше наступит. Но у Господа на этой неделе очень специфическое чувство юмора, и разбудил меня какой-то гад. Он крайне вежливо скребся в дверь, и я в конце концов подумал, что это точно не кошка.
Так как мои планы порушились, то сначала я хотел послать скребуна куда подальше, но потом вспомнил, что в гостях, и почти вежливо сказал, что завтракать не буду. Просто других поводов к столь ранней побудке не придумал.
– Пан профессор, герр Микулич просит вас подойти по срочному делу, – донесся из-за двери знакомый голос.
Видать, сильно волнуется, потому что смешал в одном предложении и польское, и немецкое обращения. Как же, такой стресс, профессора будить. Для юного ассистента почти то же, что императора потревожить.
– Сейчас, оденусь и подойду, – недовольно буркнул я в ответ.
А что сделаешь, зовут, придется идти. Вряд ли чай пить, точно что-то серьезное.
– У Яноша воспаление легких, – огорошил меня Микулич.
– И тебе доброго утра, – ответил я. – Вот так резко? Ну, давай посмотрим вместе…
Сомнений после осмотра не осталось: в этом скрюченном тельце жизнь кончалась. Деваться было некуда, и я согласился на срочную операцию. В конце концов, ради нее меня и пригласили. Вряд ли получится вытащить Пётрека, но по крайней мере попытаемся.
Блин, даже операционный стол, и тот на ходу пришлось изобретать. Потому что надо уместить рядом оба тела, обеспечить доступ двум бригадам хирургов, да так, чтобы работать можно было. Ужас и кошмар. Мы лезем в темноте по неизвестной местности, да еще и на скорости. Так не делается! Это же серьезная большая операция, ее готовить надо не один день, а не так вот, чуть ли не на кухонном столе мясницким ножом! На что я подписался?
Мне как гостю дали право выбора. Я взял живот. Не люблю я торакальную хирургию. Она для меня как нелюбимая женщина. Что ни сделает, ты уже заранее недоволен.
И операционная чужая, даже предбанник – и тот не такой. Всё не так! Единственный плюс – освещение не подкачало. Я посмотрел по сторонам на моющих руки хирургов. Небось, их тоже потряхивает, потому что уверенности хватает только у одного человека. Но меня ведь пригласили не панику сеять! Я отошел в сторонку и попробовал сосредоточиться. Медитация поначалу не шла, а потом… как прорвало, и мне казалось, что с каждым вдохом по телу разливается новая порция покоя и силы. Энергия «ци» прошла сверху вниз, даря полную уверенность. Руки я мыл в абсолютно замечательном состоянии.
Вошел в операционную почти одновременно с Микуличем. Поискал взглядом икону. Есть. Посмотрел на Иоханна. Тот долго говорить не стал.
– Господа, нам предстоит тяжелый, но благородный труд. Постараемся сделать всё так, чтобы потом не было стыдно. Евгений? Скажешь что-нибудь?
– Приступим, помолясь, – ответил я привычно, перекрестился и шагнул к столу.
* * *
Чтобы я еще когда-нибудь… Да что себе врать – конечно, соглашусь. Такой шанс, может, раз в жизни выпадает. И я прекрасно понимаю Микулича, который этих близнецов поил, кормил и ухаживал за ними кучу времени, пока не дождался такого же безумца, согласного не поболтать о теоретической возможности, а взять и сделать. И так, чтобы живой остался. Это я угадал.
Вышел я из операционной походкой робота Васи, на несгибающихся ногах. Спина колом стояла, но, блин, я был доволен. Пациент операцию перенес. Видать, наверху на него какие-то планы есть. Даст бог, выживет. Микулич обещал держать в курсе.
Собственно, в Бреслау меня больше ничего не держало. Пора уезжать. И так вояж затянулся слегка. Отоспаться – и домой. Ну, разве что денек понаблюдать еще за Пётреком. Сейчас пацан получит послеоперационный уход сполна: стрептоцид горстями, капельницы без перерыва, уборка в палате с лучшими доступными антисептиками.
В статью, которую наверняка напишут
