не могут расслабиться ло конца.
Хотя да, в моём будущем эта традиция дошла до абсурда с подачи отмороженных родителей, которые в чужом глазу соринку видят, а в своем бревна не замечают.
Ну и на селе традиции другие. Тут, если откажешься, мигом либо в больные запишут, либо с подозрением коситься начнут. Поэтому я всегда жил по принципу: соблюдай местные традиции не в ущерб себе. Обижать человека, который сидел напротив, отнёсся ко мне со всей душой, не хотелось, вот и пришлось уважить, но в своей манере.
Митрич крякнул, занюхал помидором, покачал головой, видимо, для лучшей усвояемости, плеснул по второй и только после этого посмотрел на меня.
— А что, Егор Ляксандрыч, как тебе внучок мой Серёжка? — хитро прищурившись, поинтересовался Митрич.
— Хороший парень, — нейтральным тоном ответил я.
— Ты, ежели чего, гоняй, не стесняйся. А то мне скажи, уж я ему, — дядь Вася потряс кулаком. — Так-то он парнишка хороший, работящий. Нас с бабкой не обижает… Только стар я уже воспитывать… отвоспитывал своё… — вздохнул Василий Дмитриевич, покосился на меня, ухватил рюмку за ножку и приподнял, ожидая моей реакции.
Я взял свою, чокнулся с гостем, дождался, когда он выпьет свою порцию, и поставил на стол, не притронувшись. Пить не хотелось, да и завтра с утра много дел. Опять-таки ехать с перегаром на встречу с учительницей своих десятиклассников — показать неуважение к женщине. К беременной женщине.
— А скажи мне, Егор Ляксандрыч… — начал было Митрич, но тут за двором раздался сигнал клаксона, а следом и крик:
— Хозяин! Есть кто дома?
— Чего орешь-то, оглашенный, — проворчал Митрич. — Разорался, а то глухие тут живут…
Я поднялся с места и направился к калитке, признав машину председателя колхоза.
— Вечер добрый, Егор Александрович, — стянув с головы кепку, поздоровался водитель по имени Виталик.
По отчеству Лиходед его при мне не называл, оттого я не представлял, как обращаться к водителю. Моего нынешнего возраста не хватало, чтобы звать человека, старше меня, по имени.
— Добрый… Простите, не знаю, как вас по отчеству, — всё-таки поинтересовался я.
— Сергеич я, — хмыкнул водитель. — Да вы зовите меня Виталя. Я привык, мне так сподручней, — уточнил после короткого молчания нежданный гость.
— Неудобно, Виталий Сергеевич, — отказался я. — Что-то случилось?
— А? Не, всё в порядке. Меня это… Семён Семёныч прислал… Там, значит, завтра в девять утра не получится, — сокрушённо покачав головой, выдал Виталий.
— Что не получится? — не понял я.
— Так это… в райцентр в роддом ехать собирались… — удивился водитель.
— Чой-то ты, Ляксандрыч, в родильне забыл? Шустрый, однако, — хохотнул Митрич, незаметно оказываясь рядом. — Это ж кому так повезло.
Я промолчал, улыбнулся и пожал плечами, показывая, что шутку оценил. А вот Виталий сурово зыркнул на дядь Васю и процедил:
— Ты, Митрич, думай, чего болтаешь. И кому.
— А ты меня поучи, поучи! — тут же вздёрнул подбородок Василий Дмитриевич, заводясь с пол-оборота.
— Товарищи! — чуть повысив голос, я призвал обоих к спокойствию. — Так что просил передать Семён Семёнович? — уточнил я.
— Так это, говорю же… отбой на завтра… На совещание вызывают, в управу, с утречка пораньше. Мы в шесть двинемся. Вам-то не с руки. А грузовые заняты… Так что прощенья просим, товарищ учитель… Никак завтра не получится, — развёл руками водитель.
— Ничего страшного, — ответил я. — Все что ни делается, всё к лучшему, — заверил Виталия. — Я потом сам съезжу.
— Что вы, Егор Александрович, — дёрнул плечом посланник. — Ежели Семён Семёнович сказал, даст машину, значит. Всё! Его слово камень. Только вот завтра никак.
— Я понял, спасибо, что предупредили, Виталий Сергеевич, — вежливо отозвался я, не став настаивать на своём. А смысл? У человека своя линия, у меня своя.
В любом случае на завтра отбой. Сам не поеду, расписание не выяснил, да и с делами личными ученическими надо закончить, дочитать, кое-что выписать, чтобы с Ольгой Николаевной предметный разговор вести, а не просто послушать, какие ребята замечательные. Значит, с утра в бухгалтерию, а после в школу.
— От ты, Виталя, суета, — проворчал Митрич. — Всё сказал?
— Ты, Митрич, не ворчи, моё дело доложиться, я человек маленький, — фыркнул Виталик.
— Шпунтик ты и есть, — согласился дядь Вася. — А какие надежды подавал! Эх-ма, сокрушённо покачала головой мужичок.
— То дела прошлые, — насупился Виталик. — Так что, эт самое, отбой на завтра, — повторил водитель. — Ну, до свидания, поеду. Дела.
Мы пожали друг другу руки, Виталий неторопливо обошёл машину, открыл заднюю дверцу, чертыхнулся, обернулся и окликнул меня.
— Егор Александрович! Погодите! Чуть не забыл!
Я с недоумением наблюдал на то, как водитель копошится в машине, не понимая, что он мог забыть. Через минуту из нутра автомобиля показалась авоська, набитая какой-то бумажными свёртками. Из ячеек торчали перья зелёного лука и горлышко водочной бутылки. Затем Виталий двинулся к багажнику, открыл его, достал оттуда ведро, полное картошки, и двинулся в мою сторону.
— Что это? — разглядывая авоську и ведро, поинтересовался я.
— Так это вам от Семён Семёныча, — пробасил Виталик. — Велено передать, не побрезгуйте. Всё наше, колхозное.
— Да не надо мне, спасибо, у меня всё есть, — начал отказываться я, не понимая, с чего такая щедрость.
— Не положено, — нахмурился водитель. — Велено передать, я передаю. А там делайте что хотите.
— Ты, Егор Ляксандрыч, бери, не сомневайся, — встрял в разговор Митрич. — У нас тута всё от души и сердца. Абы кому за просто так гостинцы не раздариваем. Председатель у нас молодец. Ты вот кто?
— Кто? — не понял я.
— Молодой специалист. Это чего значит?
— Что? — смирился я с увлечением Митрича задавать вопросы, на которое ответ знает только он.
— То! — Василий Дмитриевич назидательно задрал палец кверху. — Обеспечить тебя должон! Так-то! Бери, пользуйся.
— Так вроде как образование обязано обеспечить, — растерянно пробормотал я, понятия не имея, кто и чего должен был выделять в шестьдесят седьмом году молодым специалистам на селе.
— Дают — бери, не отказывайся, — философски заметил Митрич. — Жизнь она, знаешь, какая?
— Какая?
Я заметил, что ответом на
