молодой внешностью Алевтины Тихоновны. — Тем более здесь один этаж. Ничего, выживешь, поди! — недобро усмехнулась она.
Проклятый диван подбил меня под ноги, и я упал на него спиной. Тут же выскочила особо подлая пружина и больно уколола меня в задницу.
— О-у-у! — я взвыл так, что Алевтина Тихоновна затормозила от неожиданности, а дверь резко открылась, и на пороге застыла Наталья Сергеевна.
— Та-а-ак, — протянула старшая медсестра и вошла в ординаторскую — Что, Алевтина, не успела годки скинуть, и сразу на молоденьких мальчиков потянуло?
— Да чтоб у тебя, Наташка, язык отсох такое говорить, — Алевтина Тихоновна запахнула на груди платок. — Тьфу на вас на всех! Духу моего больше в вашей богадельне не будет!
И она вышла из ординаторской, громко хлопнув дверью.
— Ну и слава богу, — тихо сказала Наталья Сергеевна. — Вот же вздорная баба! Ох и наплачемся мы с ней, помяните моё слово, Денис Викторович. Когда Кузьма жив был, только он один мог её утихомирить. А сейчас некому. Вот же напасть какая! Сейчас вообще вразнос пойдёт. Ладно, и не такое переживали, — махнула она рукой, всё ещё глядя на дверь, куда унеслась наша бывшая бабка. — Шли бы вы уже домой, Денис Викторович, а то, не ровён час, ещё кого-нибудь принесёт.
— Это очень хорошая идея, — пробормотал я. — А что вообще про Кольцову говорят? Ну про то, что она так омолодилась?
— Да понятно что, — Наталья Сергеевна рукой махнула. — Зять у неё частенько на границе с Мёртвой пустошью шатается. Из Петровки он, а они там все слегка двинутые. Вот бабке травы и таскал стогами. Алевтина же, что та лошадь, ни разу даже не чихнула, всё с травками экспериментировала, ведьма старая. Вот, похоже, и доэкспериментировалась.
— Что-то мне за неё как-то даже боязно стало, — я посмотрел на дверь. — Её саму на эксперименты не утащат?
— Нет, конечно, — Наталья Сергеевна удивлённо посмотрела на меня. — С Мёртвой пустошью никто в своём уме шутить не будет и что-то пытаться повторить тем более. Слишком часто мы видим последствия таких вот экспериментов. Ещё ни разу не случалось, чтобы всё заканчивалось хорошо. И с Алевтиной, скорее всего, не случится. Она это прекрасно знает, поэтому и истерики закатывает, просит помочь откатить всё как было. Только кто ей поможет? Разве что те древние маги, чьи замки там стоят, могли бы. Но… — она развела руками.
— М-да, дела, — проговорил я и направился к двери. — Может, на этот раз обойдётся?
— Да кто же знает, — Наталья Сергеевна развела руками. — Может, и обойдётся.
На этот раз мне удалось выйти из больницы без препятствий. Алевтины Тихоновны видно нигде не было, и я быстро пошёл к воротам, но тут во двор въехала машина, не так чтобы давно увёзшая Настю и Зинаиду Карловну.
Я слегка притормозил рядом с машиной, из которой выпрыгнула наша сексапильная акушерка. Она была явно не в духе, но я не увидел Настю, поэтому решил выяснить, куда они её дели.
— Домой увезли, — Зинаида Карловна бросила злобный взгляд на водителя. Дима под её яростным взглядом потупился и уставился на руль. Да что у них произошло? — На Анастасию Сергеевну чего только не попало, начиная от околоплодных вод, — она посмотрела на меня и принялась рассказывать. Видно было, что ей надо выговориться, поэтому я стоял и слушал, не перебивая.
Та самая Ленка Изюмова начала рожать в машине. А ведь когда они её из дома забрали, у неё ещё даже воды не отошли. Роды были восьмые и оттого протекали быстро. Зинаида Карловна быстро просчитала, что никуда они Изюмову не довезут, и приказала Диме остановить машину у медицинского пункта одной из деревень, мимо которой они как раз проезжали. В это время спецмашина из Твери уже ехала им навстречу, и нужно было только принять ребёнка и дождаться Петровскую в относительном комфорте.
Машина остановилась, Зинаида Карловна бросилась искать ключ, потому что медсестры, караулящей медпункт, на месте не оказалось.
Пока она бегала, Ленка Изюмова благополучно родила девочку, и Настя успела её принять. Но…
Вот с этого момента Зинаида Карловна начала говорить, периодически срываясь на маты. Это было странно и довольно волнительно слышать настолько изощрённые ругательства из уст такой женщины.
В общем, произошло следующее. Так как роды были стремительные, то Настя действительно только и успела подставить руки, чтобы принять ребёнка. И вот с ребёнком на руках, скорчившись в три погибели в машине, она соображала, что же делать. Нужно было чтобы кто-то хотя бы бикс открыл и помог вытащить всё необходимое для туалета новорожденного. Правильно рассудив, что в машине остался только один человек, способный это сделать, она повернулась туда, где сидел водитель, и позвала.
— Дима! Дима, иди сюда, мне нужна помощь. Дима! — вот только Димы в машине не было. Он выскочил из неё вслед за Зинаидой Карловной и буквально испарился, потому что в зоне видимости его не оказалось.
Насте пришлось укладывать ребёнка на живот матери, и всё бы ничего, но в проклятой машине было не развернуться! А тут ещё послед начал рождаться, а ребёнок всё ещё был соединён с матерью пуповиной. Но Настя молодец, ей удалось всё сделать правильно, и когда Зинаида Карловна распахнула дверь машины, с трудом переводя дыхание, Настя уже обрабатывала новорожденной всё, что нужно было обработать. Зинаида Карловна отправила её с девочкой в медпункт, а сама занялась Изюмовой, у которой никак не рождался послед.
Задержка отделения плаценты — это всегда плохо, а тут ещё в таких условиях. В общем, когда приехала Петровская, Зинаида Карловна уже готовилась к ручному отделению, что тоже не очень хорошо. И Петровская не нашла другого времени, чтобы отчитать её. Зинаида Карловна закусила губу и сдержалась. Тут Изюмова приподнялась, и долгожданное рождение последа произошло само собой без вмешательства. Выдохнув с облегчением, Зинаида Карловна передала женщину бригаде, приехавшей с Петровской. После чего зашла с главным акушером-гинекологом в медпункт, и они там так сцепились, что Настя выскочила на улицу и сама передала ребёнка прибывшим неонатологам. Всё это время Димы нигде не было видно. Он появился, только когда спецмашина от губернской клиники отъехала. И где он всё это время скрывался, Дима так и не признался. Ни тогда, ни сейчас. Сначала он только отмалчивался, а теперь
