проверил, снят ли предохранитель у своего пистолета.
— Теперь внимательно слушай меня! У нас есть только один шанс. Используем его — выживем, нет — сдохнем прямо здесь и сейчас! — Его деловой тон (ощущение, что это не ему только что разворотило бок) привел меня в чувство.
— Сейчас ты осторожно подкрадешься к последней бочке. Стрелок, скорее всего, за машиной. Когда я скажу тебе, ты выползаешь наружу и начинаешь палить в сторону машины. Целиться не надо. Просто жми на курок и старайся держать пистолет в направлении «Волги». Стреляй до последнего патрона. Ты меня понял? Это очень важно! Он схватил меня за рукав и сильно дернул, возвращая к реальности. Я с усилием сглотнул слюну и кивнул.
— Давай! Ползи к крайней бочке!
Сам старик исчез в противоположном направлении.
Дойдя до последней бочки, я затаился, пытаясь что-то разглядеть за силуэтом автомобиля, высвеченного уличным светом. Даже мне стала понятна суть уловки старика. Позиция стрелка была крайне невыгодная, поскольку он, как и автомобиль, освещались снаружи и находились в контражуре. Малейшее движение врага, если он затаился за машиной, выдаст игра теней. Мы же, скрытые мраком гаража, были невидимы. Оставалось только молиться, что стрелок еще там и не успел передислоцироваться. Старик контролировал проход между гаражной дверью и автомобилем, чтобы враг не улизнул наружу. А в глубине гаража того ждала смерть, ведь он считал, что в гараже засели два подготовленных «спеца». Не думаю, что он был настолько легкомыслен, считая, что один из нас полностью ликвидирован.
Я до рези в глазах вглядывался в силуэт машины. Звенящая тишина гаража закладывала уши, и предельное напряжение, царящее вокруг, ощущалось, как что-то материальное.
Вдруг у багажника машины, за задним колесом, слегка дернулся и изменился угол падения света. Мое, обостренное страхом и паникой, зрение уловило это движение, и такой же обостренный слух услышал громкий шепот, донесшийся с противоположной стороны бочоночного ряда:
— Стреляй! Стреляй сейчас!
Я чуть выглянул из-за бочек, направил оружие в сторону мелькнувшей тени и нажал на курок. Выстрела не последовало, и я растерянно уставился на свое оружие.
— Жми до конца, идиот! — громкий шепот вывел меня из состояния прострации.
(ГОСПОДИ! СТАРИК ЖЕ ИНСТРУКТИРОВАЛ, ЧТО У «ГЛОКА» НЕТ ПРЕДОХРАНИТЕЛЯ — НАДО ПРОСТО ДО УПОРА НАЖИМАТЬ НА КУРОК!)
И я, встав во весь рост и не заботясь, что меня увидят, ошалев то ли от страха, то ли от паники, снова нажал на курок до упора.
Пистолет заплясал у меня в руке, изрыгая оглушительную очередь куда-то в сторону машины. Я буквально вцепился в рукоятку «Глока», и получалось, что оружие управляло мной, бросая меня в разные стороны своей отдачей. Наверное, именно это спасло мне жизнь, превратив меня в непредсказуемую и очень странную мишень. Я почувствовал горячий обжигающий воздух у щеки и смачный шлепок пули, впившейся в сталь бочки позади меня.
Очередь «Глока» закончилась так же неожиданно, как и началась. Хоть и длилась она не больше трех секунд, но для меня эти секунды растянулись в вечность. Я стоял с обжигающим оружием в руках, и ждал неминуемой смерти, даже не пытаясь спрятаться. Мне стало все безразлично, и в ожидании выстрела, который поставит точку в моей жизни, я покорно стоял, опустив голову на грудь, в центре гаража, сжимая обеими руками уже бесполезный «Глок», готовый принять смерть, как освобождение от ужаса, страха, унижений и темной ярости последних дней. Но выстрела не последовало, и я продолжал стоять в дымном от выстрелов сумраке гаража.
— Иди сюда. Хватит стоять.
Чуть надтреснутый голос старика прозвучал со стороны гаражной двери. Я удивленно вскинул голову, вновь ощутив запах пороховой гари, а глаза защипало от дыма. Прищурившись, я с усилием заставил себя пошевелиться и пошел на голос.
Первое, что я увидел — это был Степан. Он, покачиваясь, стоял у заднего крыла машины, опираясь на него. На лице, белом как мел, блестели бисеринки пота. Я посмотрел на его живот — повязка набухла от крови, с налипшей грязью, но вроде капать перестало. У его ног лежало тело в военной «трехцветке». Лица разглядеть я так и не смог, потому что вместо лица было кровавое месиво, и только одно глазное яблоко на нити нерва свисало из глазницы, медленно вращаясь над бетонным полом, как будто осматриваясь вокруг. Большая лужа крови над тем, что когда-то было головой, отмечала место падения тела. Я уперся о машину с другой стороны и меня вырвало горькой, мерзко-вонючей струей…
23
В «Жигулях» нещадно трясло, и он, ослабев от перенесенного болевого шока и кровопотери, с выступившими на лбу бисеринками холодного пота, полулежал на заднем сидении машины. Журналист вцепился в руль с каким-то отсутствующим выражением лица, и гнал «Жигуль» по Калужскому шоссе в сторону области, по направлению аэропорта «Домодедово».
Степан прекрасно осознавал пределы своих физических возможностей, подточенных возрастом. Для своих лет он был в прекрасной форме, но с молодыми, подготовленными противниками входить в рукопашную — это означало терять время, да еще с сомнительным результатом. Для него принцип «мгновенного боя» реализовывался в неожиданном использовании огневой мощи или других менее шумных методов, без вхождения в непосредственный «клинч». Этим объяснялась его «кровожадность», которая так шокировала журналиста. Он это прекрасно осознавал, но объяснять этому высоколобому тепличному интеллектуалу ничего не собирался. Главной жизненно важной задачей сейчас было то, чтобы тот выполнял все его инструкции. И хоть парень и был в шоке, но выполнял его приказы с механической исполнительностью заводной куклы. Это полностью устраивало старика, тем более, что в сложившейся ситуации, журналист стал незаменим. Слабость накатывала волнами, и Карташов предпринимал неимоверные усилия, чтобы не потерять сознание.
За два дня до всех этих событий он подготовил «Жигули», купленные у одного таджика за явно завышенную цену. Таджик был очень рад, что сумел сбыть такое барахло этому явно безумному старику. Степан договорился, что сам в течении недели снимет с учета автомобиль, на что бывший хозяин (хотя, возможно, что хозяином он и не был) с радостью согласился. Естественно, машина с учета была не снята и продолжала числиться за прежними хозяевами. Он припарковал автомобиль на обочине Калужского шоссе, загнав в лес, под деревья. Почти два дня грязные темно-оливковые «Жигули» ожидали своего часа, пылясь в двух километрах через лесопосадочную полосу от генеральской дачи.
После того, что произошло в гараже, Карташов нуждался в дееспособности журналиста. Проблевавшись, тот обернулся на его грубый окрик и с серым лицом уставился на Степана.
Старик понимал, что слабеет с каждой минутой,
