весь негатив! — произнёс я.
Регулярно так делал в прошлой жизни. Работает как часы.
— Ты так говоришь, мне даже побарабанить захотелось, — усмехнулась Катя.
— Можем сходить, школа ещё открыта, ключ у меня с собой, — предложил я.
— Не, — отказалась Катя. — До завтра подожду. Как раз накопится… Негатив.
— Как хочешь, — сказал я. — Моё дело предложить. Только представь, ты и я, наедине, в интимном сумраке каморки… Лупим по барабанам так, что стены дрожат!
Катя улыбнулась. Наконец-то. Хотя бы так. Задача минимум выполнена. А то видеть её кислое лицо было уже совсем невмоготу.
— В другой раз, Саша, — сказала она.
— Завтра?
— Завтра.
— Всех на конкурсе порвём? — спросил я, пытливо глядя на нашу ударницу.
— Всех порвём! — отозвалась она.
— Вот так-то лучше, — протянул я. — Узнаю нашу самую лучшую барабанщицу.
— А есть другие? — улыбнулась она.
— Нет, — честно сказал я.
Она посмотрела на меня так, будто хотела ещё что-то сказать или спросить, но вдруг передумала и промолчала. Мы начали выбираться из кустов обратно во дворы пятиэтажек. Рабочие окраины Чернавска. Не совсем гетто, конечно, но лучше по темноте здесь не гулять. Особенно, если ты не из этого района.
— Ты меня до дома не провожай, — попросила Катя. — А то будут опять бабки… Сплетничать.
— Так они уже будут. Я с ними и пообщаться успел, — сказал я. — Как думаешь, откуда я номер квартиры узнал?
Катя закатила глаза и застонала, кажется, я совершил ошибку. Ну, всё равно уже поздно.
— Да не парься, я сказал, что по комсомольским делам.
— Ага… — буркнула она.
Но провожать и впрямь не стал. Не хочет — не надо. Сдержанно попрощались, без обнимашек и жарких поцелуев, и разошлись в разные стороны.
Не уверен, что наш разговор возымеет хоть какой-то эффект, или что этот эффект продлится долго, но я хотя бы попытался, а если у Кати снова начнутся подобные моменты, я уже буду знать, в чём причина. Варя наезжала на неё совершенно зря. Бросала Катя всё не по своей воле.
Барабаны теперь в порядке, а вот что делать с басистом, я не представлял. Мартынюк у нас играть не будет, это можно гарантировать. Ей Богу, хоть Любочку ставь на бас, хоть Максимушку, хоть самому бери. С ним, конечно, полегче играть и петь, и звук гораздо жирнее, но тогда некому будет играть соло. Кругом засада, со всех сторон. А играть совсем без него… Я не хотел. Звук становится плоским и скучным.
В таких раздумьях я добрался до дома. Уже на автопилоте, ноги сами вели. Как обычно, немного завис во дворе, обновил рекорд по подтягиваниям. Всего семь раз, но зато чисто. Для Сашкиного тощего тельца и это было уже весомым достижением.
Домой зашёл без всякой охоты. Как раз вовремя, всё семейство Тарановых садилось ужинать. Опять жареная картошка. На этот раз хотя бы с грибами.
— Руки мой, садись, — приказным тоном гавкнула мать.
Можно же и по-другому передать тот же самый смысл, без нервов, без криков, но мать, кажется, по-другому не умела. Я, кажется, уже привык.
Повесил пиджак на вешалку, ополоснул руки в умывальнике, вытер чуть влажным вафельным полотенцем, наложил себе картошки, отрезал душистого свежего хлеба. Налил молока в кружку, самое то к картошечке. Официантов нет, как говаривала иногда мать, всё сами.
— Как в школе дела? — поинтересовалась она.
Жареные опята чуть похрустывали на зубах, золотистая картошечка, поджаренная в масле до румяной корочки, проваливалась в пустой желудок без следа.
— Нормально, — с набитым ртом ответил я, делая перерыв, чтобы отпить молока.
— Чего это ты самодеятельностью-то увлёкся, Саш? — спросила она.
Я даже остановился, чтобы посмотреть на мать, будто не веря, что это произносит она. Обычный, невинный вопрос, заданный спокойным тоном. Удивительно.
— Захотелось, — сказал я.
Раскрывать перед ней душу я не стану ни за какие коврижки.
— Папка ваш тоже на гитаре играл, — задумчиво произнесла мать. — И пел красиво.
Вот как. «Подлец», «сволочь» и «паскуда», оказывается, остался в воспоминаниях не только с плохой стороны.
Я ничего не сказал, погрузившись целиком в свою тарелку, девочки тоже. Один только Максимка со своей детской непосредственностью спросил:
— Мам, а он где, папка наш?
— Он у вас капитан дальнего плавания, Максим, — неумело, но привычно солгала мать.
Знаю я таких капитанов. Северные моря покоряют. Вон, дядя Витя, сосед, ту же мореходку заканчивал.
— А когда он приедет? А он гостинцев привезёт? — спросил Максимка.
— Максимка, перестань, — буркнул я.
— Тоже на сцене выступал… — задумчиво протянула мать.
— В октябре конкурс будет. Городской. Мы там тоже играем. Приходите послушать, — сказал я.
— Хорошо, — сказала мать.
Мне почему-то стало немного спокойнее. Пусть с семьёй у меня тут не всё хорошо и радужно, но это близкие люди, и мне будет проще выступать, видя их в зрительском зале. Хотя бы они нас поддержат, искренне, от всей души. Да, это капля в море, но это лучше, чем сплошные равнодушные сытые морды, вяло хлопающие в ладоши.
— Спасибо, — сказал я.
И за это, и за ужин.
Встал из-за стола первым, помыл за собой посуду, ушёл в комнату, следом за мной потянулись и остальные. Таня, Лиза, Максим. Я ожидал, что они рассосутся по комнате, займутся своими делами, но нет. Все трое пошли именно за мной, а Таня даже достала гитару со шкафа и протянула мне.
— Сыграй, — потребовала она.
— А волшебное слово? — нахмурился я.
— Пожалуйста, — нехотя добавила Таня.
