день это сложно делать, но на то оно и быть родителем! Халатность наказуема, а я не хочу быть тем отцом, которого отпрыск забыл где-нибудь на ссаных койках дома престарелых. Я люблю сына всем сердцем, и хочу, чтоб тот вырос достойным человеком, а это невозможно без строгости в воспитании. Проверено на мне, и я доверяю опыту, который уже подтвердился.
Сегодня днём Ваня притащил двойку по математике. Я не кричал на него, не поставил в угол. После ужина вместо Даши сел с ним делать уроки и работу над ошибками, допущенными на контрольной. Примеры простые, но Ваня почему-то ленился, невнимательно читал задания, плохо ориентировался в знаках. Пятый класс, а до сих пор словно специально путает умножение и деление. И вот что с ним делать? Я долго сохранял спокойствие, пример за примером решая задачи и записывая на чистовую. Приучать к аккуратности тоже стоит постепенно. Ваня канючил, хотел спать, хотя я знаю, что ещё больше ему хотелось посмотреть фильмы перед сном, чтоб завтра снова притащить двойку. Меня это не устраивает, и ещё дико выводит из себя, что Даше плевать. Бродит по коридору с кухни и до комнаты туда-сюда, на ходу протирая вымытые тарелки полотенцем. Она попросила меня оставить на завтра, якобы оценки подождут, но это бред, это как говорить о зарплате, якобы та неважна, когда ты работаешь на отвали.
В очередной раз Ваня взвыл, когда я объяснял ему порядок решения задачи. Тут я уже не стерпел, встал со стула и ударил его по затылку ладонью. Лбом он приложился об стол и скатился со стула на пол. Я был вне себя, дышал носом и пыхтел. Неуважение, лень и расхлябанность. Разбалованный, изнеженный, распустившийся. Не сын — а позор, и я не допущу, чтобы этот позор ходил в школу с пустой головой. На шум с кухни прибежала Даша. Она уронила тарелку, когда увидела Ваню, лежащего на полу. Половину его тела скрывал стол, под головой растеклась маленькая лужица крови, берущая начало в маленькой ранке на лбу. Незначительное рассечение, я и похлеще получал, пока по деревьям в детстве лазил и падал. А что было в армии, так вообще ни в какое сравнение. Ничего, до этого момента заживёт, я-то уж знаю.
Даша кричала и махала руками, пытаясь достать до моего лица. Я легко отмахивался, зная все её примы наизусть. Оттолкнув её в прихожую, заставил распетушившуюся жену вызвать в скорую, а сам поднял сына на руки и принялся ждать, не давая себе продыху. Если совершил ошибку, то сам и буду исправлять. К сыну не позволю даже притронуться, всё сделаю лично. Скорая забрала нас, мы проехали минут двадцать в тряске, и я всё равно не отпускал Ваню. Я слышал, как бьётся его сердце, а значит, что всё в порядке. Даше это тоже стоило бы понять, но так ей не объяснишь. Я и не попытался уже — трата времени и сил.
Доктор всё ещё молчал, Даша тоже, и словно оба попеременно косились в мою сторону. Ощущаю их осуждающие взгляды, но мне плевать, пусть смотрят, пусть осуждают, их мнение сейчас не так важно. Особенно этого еблана передо мной. Корчит из себя понимающего, сочувствующего добряка. Может, ещё и жену мою трахнешь прямо здесь? Ну так давай, сука, пока полиция не приехала. А то зачем вызвали? Так бы забрали меня за то, что я ебало тебе снёс, и за дело даже.
В кабинет ворвалась медсестра. У неё глаза по пять рублей, всю трясёт, щёки бледные. Я повернулся к ней, и она бросилась к доктору со смятой бумажкой. У врача тоже зенки на лоб полезли, аж поверх очков вспухли. Почти игнорируя моё присутствие, он чуть ли не за руку вытащил мою жену в коридор. Мне ничего не осталось, как последовать за ними. Пришлось даже в какой-то момент пуститься в бег и ещё пару этажей преодолеть по лестнице, где особенно воняло хлоркой и чем-то ещё, чёрт пойми, чем. У входа нас уже ждал другой врач, и вид у него был обеспокоенный, только внушал он другие чувства. Вот в нём есть сила, и повезло, что он же и занялся Ваней. Интересно, что думает он сам сейчас, когда уже очнулся и ощупывает свою рану на лбу. Хороший будет шрам.
На кушетке лежал Ваня. Глаза открыты, дышит, озирается по сторонам, правда руками двигает так, словно в воде плывёт по собачьи. У Даши ноги подкосились, её поймал доктор, схватив за предплечье. Я оттолкнул его в сторону и сам помог жене встать. Та прыгнула в мои объятия, чтоб залить мне свитер слезами. Потом придётся стирать вручную, чтоб не испортить натуральную шерсть.
Новый доктор встал перед нами, зажав руки за спиной, и обратился лично ко мне. Правильно делает, всё так. Не то, что тряпка до него.
— У вашего сына было сильное сотрясение мозга с последующим кровоизлиянием. Микроинсульт привёл к тому, что у мальчика нарушилась координация движений. Пока точно не могу сказать, восстановится ли он, но готовьтесь к худшему.
Выглядел он измождённым, словно просидел без еды и воды неделю в подвале. У меня челюсти сжались от того, насколько Ваня сейчас выглядел слабым, беспомощным. У меня даже и мысли не возникло, чтоб дать ему поблажку. Ничего, по сути, не поменялось, и я всё равно люблю его.
Даша упала в обморок. Я шлёпнул её по лицу, но она не очнулась, как кукла лёжа у меня в ногах. Пришлось встать, переступить через жену, чтобы подойти к сыну. Ваня еле как крутанул головой в мою сторону, уставившись мне прямо в глаза. Мой наглый волчонок тихонько, почти украдкой, пустил слезу, подумав, наверное, что это останется незамеченным. Я утёр капельку с тёплой щеки и сбрызнул с ладони. Сын тянул ко мне руки, словно пытался поймать летящий мяч. Пришлось нагнуться, чтоб оказаться между тощих рук Вани, пытающегося, как я понял, извиниться.
— Я не сержусь, — сказал я Ване. — Всё будет хорошо. Это был важный урок, и надеюсь, ты его запомнишь.
Ваня кивнул, снова всплакнув. Дашу куда-то вывели, но это уже не важно. Сын в сознании, живой. Восстановится, станет ещё сильнее, чем раньше. Жду не дождусь, когда увижу плоды своих стараний. Я — хороший отец.
Я — хороший отец.