Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
просто лежали на полках без медицинской помощи. Немало их так и умерло. У американской армии не было возможностей лечить столько больных. Это было до того, как дело в свои руки взял Красный Крест со специальным штатом медиков, полевыми госпиталями и гражданская администрация.
Я сказал Мейлеху: «А почему бы нам не выбраться из лагеря и не пойти туда, где стоят американцы? Мы скажем им, что чиним часы, и обзаведемся связями». Он согласился.
Когда мы пришли в американский полевой лагерь, то попросили охрану привести кого‐нибудь, кто владеет немецким. Я объяснил переводчику: «Для меня было бы счастьем чинить для вас здесь часы. Я не прошу многого и буду рад всему, что вы мне дадите».
Он просто спросил: «Ты починишь мои часы?»
Я ответил: «Конечно, мы все починим. Дайте нам только попробовать».
Солдаты пошли в лагерь и вернулись с несколькими сломанными часами. Я починил их с помощью пинцета и отвертки, сделанных в Аушвице. У меня была зубная щетка, полученная от охранника в Эбензее несколько дней назад, и они дали нам бензина для чистки деталей. Американцы смотрели, как мы работаем, убедились, что часы отлично идут, и позвали старшего офицера, который дал нам официальное разрешение работать.
Это было примерно через неделю после того, как я отремонтировал первые часы для американского охранника у ворот Эбензее. Я больше никогда его не видел, но он сказал мне: «Иди к нашим ребятам. У многих из них сломаны часы». Может быть, он рассказал об этом другим солдатам, потому что многие уже слышали обо мне. Они с интересом обсуждали этот случай.
Нас отвели в душ и дали американскую полевую форму. Мы сбросили свои шматес (обноски) из концентрационного лагеря. В один миг мы с Мейлехом стали на вид заправскими американцами, по крайней мере в собственных глазах.
Один военный, говоривший с нами по-немецки, был высоким, светловолосым техасцем по имени Харви. Он хотел помочь нам. Его немецкий был не слишком хорош, но мы могли объясниться. Наверное, его предки были немцами. Харви обошел весь лагерь и рассказал, что мы ремонтируем часы.
Мы были при деле. Все устроилось быстро и лучше, чем мы могли мечтать, как будто так оно и должно было быть. У солдат было так много часов для починки, и мы целый день сидели во дворе и ремонтировали их. Они обратили внимание, что у нас есть только пинцет и отвертка, и принесли нам настоящие часовые инструменты, так что мы смогли работать вдвоем. Не знаю, где они их достали.
Нам предлагали деньги, но мы отказывались их брать. Я попросил сигарет. Одни солдаты давали нам несколько штук, другие – пачку или блок. Брали мы и шоколад, и другие вещи. Американские военные получали сигареты бесплатно, так что могли отдать их нам без всяких раздумий. Для нас сигареты были лучше денег. За доллары в городе ничего купить было нельзя.
Когда мы вновь пришли к американцам на следующий день, я подошел к Харви и сказал: «У меня есть еще один брат. Он очень болен, и мы не знаем, что с ним. Он умрет, если не получит подходящей пищи и лечения». На глазах у меня выступили слезы.
Он велел мне подождать минуту и вернулся в джипе с доктором. Они сказали: «Поехали, врач посмотрит твоего брата». Мейлех поехал с ними в концлагерь, где доктор осмотрел Мойше и сделал ему два укола антибиотиков.
Я пока оставался в армейском лагере, и там врач дал мне лекарства и еду для Мойше – молоко, какао и целый мешок отличных галет. Ближе к вечеру меня отвезли обратно в концлагерь, потому что моя поклажа оказалась тяжелой. Мойше не мог ничего есть, только пил молоко и какао. Но мы выходили его. Через три или четыре дня ему стало лучше.
Мы с Мейлехом каждый день ходили на работу. В американском лагере все нас знали. К нам относились так, как будто мы были сослуживцами. Мы ели то, чем кормили их. Они знали, что у нас болеет брат, и всегда, давая нам что‐нибудь, прибавляли немного и для него. Ему даже достались армейские брюки.
И это все благодаря Харви. Он всячески заботился о нас. О, это был отличный парень. Человек с добрым сердцем. Не знаю, почему он так к нам привязался. Когда мы чинили часы ему, он всегда давал больше всех.
Все американцы относились к нам очень по-доброму, кроме одного еврея, который говорил на идише. Он насмехался над нами. Это был настоящий придурок. Наверное, в детстве его плохо воспитали. Он не знал, что такое иудаизм и что почем в жизни.
У нас появилась сыпь. Маленькие прыщики, которые сильно чесались. Я решил, что это организм так приходит в себя после долгих лет недоедания и полного истощения на тяжелых работах. Доктор дал нам лекарство, которое нужно было наносить на тело, и посоветовал ходить по солнцу без рубашки. Через три дня кожа очистилась. Но мы все еще выглядели как скелеты. Только через две недели после освобождения мы смогли нормально ходить и стали выглядеть получше.
Каждый вечер мы возвращались в барак в концлагере. Наши сотоварищи видели, что мы приносим много сигарет, шоколада, и стали приворовывать у нас. Так что утром мы оставляли Мойше стеречь наши новообретенные богатства.
Перемены происходили так быстро, буквально за несколько дней. В эти дни 1945‐го мне было двадцать пять лет, Мойше – двадцать три, а Мейлеху – тридцать.
Мы знали в Эбензее очень немногих, но, когда Мойше стал выздоравливать, близко сдружились с парнями, с которыми были знакомы еще по Кожницу, и еще с несколькими бывшими заключенными. Мы давали им шоколад и сигареты без обмена, просто чтобы помочь. Один из них, гуляя за оградой лагеря, обнаружил, что казармы, в которых жили эсэсовцы, стоят пустые. И он подал нам идею: почему мы должны оставаться в лагере? Может быть, можно переселиться в одну из этих пустых казарм? И спросил, не могу ли я обсудить это с американцами.
Мы старались соблюдать осторожность и не создавать себе проблем, но мне показалось, что поговорить с Харви вполне возможно. На следующий день на работе я рассказал ему о наших планах. «В лагере так противно. Почему мы, свободные люди, должны там оставаться? Здесь так много пустых казарм. Можно мы займем одну из них? Никто не будет против?»
Он обсудил это со старшим офицером
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
