смотрю я, Пахомов. Иногда эту жалость надо под сапог. Потому как нас враг не очень-то пожалеет при случае. Сеземов тебя пожалел, а как выясняется сейчас, новую резню готовил в городе. И уголовников даже собирали. Выяснилось в Чека, что Казюнин это помог бежать Артемьеву из тюрьмы. Бывший царский следователь… Неспроста помогали, готовили банду на «мокрое» дело… И Шаманов — с темным нутром человек…
— Он добрый был, — сказал тихо Костя, потупив глаза, — учил меня, воспитывал. Как уж он будет без своего дела? Всю жизнь ведь здесь.
Как лопнула невидимая пружина, сжимавшая губы, глаза Ярова.
— Это верно — всю жизнь здесь. Опытный агент, не скоро вас такими сделаешь. И вроде как честный все же. Сам рассказал, как порол этого Тимоху. Хотя и знал, чем ему это грозит. Но не мог я оставить его на работе. Как старый строй уходит в муках навсегда, так и шамановская порода сыщиков уходит, чтобы больше не вернуться.
Он взял Костю под руку, резко пахнуло табаком.
— Не хотел я говорить тебе. Все же он это тебя привел в розыск. И учил, и добрый, как сказал ты. Только скажу, что революция наша для Шаманова, как кость в горле. Ведь не революция, был бы он начальник сыскного отделения. Приказ своими глазами видел о назначении его начальником. А тут февральская революция, все вверх тормашками. А там и октябрь пришел. Предлагали ему в мятеж белые офицеры садиться начальником. Не захотел. Умный видно. А власть-то непрочная. Вот и не «вмешивается он в политику». Раскусил я его — была бы прочная белогвардейская власть — стал бы им служить начальником. А здесь все в стороне, все в тиши. Ненавидит он нас, меня ненавидит за то, что на его вроде как законном месте сижу.
Думаю, что был разговор у Шаманова с кем-то из банды Коли. Тоже обещали что-то: Может, тесной связи и не было — не такой дурак Семен Карпович. Только сквозь пальцы смотрел, не замечал банду Коли. Хотя наверняка мог найти их еще весной. Уж кому-кому не знать всех тайников уголовного мира.
А тут вот сразу оживился, как повесил себя Артемьев. Посоветовал нам провести обыск у ассенизатора Голохвастова. Хоть и белый конь у него, а мог взять лошадь у Силантия, потому что оба в родне состоят, хоть и дальней. Да и делишки кой-какие были прежде совместные.
Яров усмехнулся:
— Мы бы и без него пришли к Голохвастову, если у него продукты. Силантий все скажет и без Шаманова. Ну да и на том ему спасибо… Ты, Пахомов, шагай в Гостиный двор. Найдешь там Струнина с Граховым и Канариным. Они обыск ведут в сараях. Пусть возвращаются в розыск. Через час двинемся к Голохвастову. Может, и продукты у него, может и черную куртку встретим и еще кого из дружков Коли и Сеземова.
— И вот еще что, Пахомов, — вдруг улыбнулся он и подморгнул быстро голубым глазом, по-доброму, по-товарищески. — Наказывал напоследок Шаманов, чтобы я тебя за Соленый ряд отметил в приказе как достойного агента. Это я сделаю. А пока давай-ка пожму тебе руку…
36
Он вышел на улицу и остановился, оглушенный цокотом копыт проходившего мимо кавалерийского эскадрона. Ряд за рядом качались парни в седлах, все как онемевшие, с каменными лицами, крепко сжимающие поводья, с шашками на поясах, с винтовками за плечами. Проехала, сверкая полированной медью, походная кухня. Так и пахнуло сытным теплом, напомнившим что-то Косте. Пошел по тротуару в другую сторону, откуда ехали кавалеристы, осыпанные первыми желтыми листьями тополей. Потом побежал все быстрее и быстрее и даже задохся от непомерной быстроты и в горле стало сухо. И отступали прохожие — видел испуг в глазах женщин, что-то крикнул знакомый из рабоче-крестьянской инспекции, заходивший не раз к ним в уголовную милицию по служебным делам. Но вот за углом увидел на площади у моста Семена Карповича. Шел он ровно и спокойно, все так же покорно и привычно держа руки за спиной. Показалось Косте, что доволен он тем, что взяли его под стражу, что ведут за реку, как он водил когда-то арестованных.
Постоял немного, все еще раздумывая. Потом шагнул на мостовую и свернул к переулку, наполненному до крыш туманом, моросящим дождем, грохотом ломовых извозчиков.
