вздыбив холку, и шумно нюхал, повернувшись в сторону леса. А потом вдруг сорвался и спустя мгновение исчез в подкронной темноте. Сдержав завистливый вздох, Ленн мысленно посмеялся над собой и повернулся к сопровождающему:
– А скажи-ка, уважаемый, что в округе можно посмотреть чужеземцу, чтобы успеть вернуться сюда к вечеру? Есть интересные места?
– Конечно, есть, господин, отчего же не быть! – ответил тот. – На восток в получасе пешего пути – водопад Обманутой девы…
Они пошли в обратную сторону, негромко переговариваясь.
А Уоллер несся по лесу, ощущая вместо лап – крылья. Тысячи чужих запахов кружили голову, будоражили кровь. Трава… Мох… Хвоя… Казалось бы, все это было и на Тэльфоллере, но пахло чуточку по-другому. И от этого впору было сойти с ума!
В этот день Уоллер не охотился, а восторженным щенком носился по отведенной территории, ловя запахи и звуки, пугая зверей. Он искупался в двух лесных озерах, напился ледяной воды из всех встречных родников, и она показалась ему самой вкусной в жизни. Он гонял белок и с наслаждением прыгал вокруг стволов, слушая, как они с веток костерят его на своем языке почем зря. На одном из деревьев он увидел здоровенную птицу, издающую странные звуки. Птица его не замечала. Самозабвенно распустив хвост и встопорщив крылья, издавала горлом резки щелчки, перемежая их глухим ворчанием. Она заметила Виллерфоллера тогда, когда он уже подкрался прямо под ветвь, на которой она сидела, и стоял, опершись на ствол передними лапами. И так шумно захлопала крыльями, взлетая, что тайерхог испуганно прянул в сторону. Охотничий заповедник был больше той территории, что можно было обежать за день, поэтому, когда солнце склонилось к закату, Уолли наметил себе направление на завтра и вернулся на просеку, где уже дожидался его брат, на этот раз без егеря.
Посмотрев на раскрасневшееся, потное и счастливое лицо родственника, Ленн только хмыкнул и повел его ужинать.
Несколько последующих дней прошли так же. В один из них Уоллер завалил кабана-трехлетку и ужасно довольный собой, притащил Ленну его клыки. А еще спустя день – встретил ее…
Он вился по ветру промеж деревьев – ясно видимый, почти осязаемый аромат женщины. Осторожно переставляя лапы, Виллерфоллер позабыл о запрете покидать заповедник и пошел туда, куда звал запах.
Уолли не был девственником – в школе встречался с симпатичной девчонкой, младшей дочерью соседнего клана. Ядгар, скорее всего, имел на нее далеко идущие планы, поэтому против прогулок сына под Луной не возражал, да и воздержание для юного тайерхога было бы против правил природы. Но то были обычные игры юных оборотней, в которых разум, присутствуя, роли не играл, а сейчас сознание Виллерфоллера просто выключилось. Он шел и шел по следу, уже ощущая запахи недалекого человеческого поселения, как вдруг в проеме между кустами увидел ее. Статная, черноволосая, пышнотелая, в самом расцвете женственности, она сидела на берегу ручья, обхватив руками колени, и смотрела в воду.
Глядя на ее сильную спину, на полные плечи, на распущенные черные локоны, тайерхог забылся до такой степени, что ветка хрустнула у него под лапой.
Девушка испуганно обернулась.
– Кто здесь?
Луноликая. Белокожая. Губы – лепестки розы. Шальные вишневые глаза. Она пахла не только собой – мужчинами, которые были у нее, но сейчас для Уолли этих запахов не существовало.
Он стоял в зарослях, не смея шелохнуться, бешено блестя глазами.
– Зверь… – прошептала она и медленно поднялась. – Во имя Спасителя! Ай!..
Вскрикнула, легко перепрыгнула ручей и убежала, оглядываясь со страхом.
Оборотень едва не поддался инстинкту погони. Догнать, захлебываясь жадным дыханием, повалить на землю, прижать клыки к бешено бьющейся на чужой шее жилке… И коснуться мягкими губами ее губ…
Когда он возвращался обратно, его пах звенел от напряжения. Острота лесных ароматов притупилась, и уже не столько хотелось добыть медвежью шкуру, сколько валяться на ней вместе с незнакомкой, познавая ее прелести губами, руками и прочим.
Ленн удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.
На следующий день Уоллер направился прямиком к ручью. И уже подходя, ощутил знакомый аромат. Она стояла на другой стороне, обнимая себя руками, будто у нее никого не было кроме себя самой. Несмотря на крепкие формы, казалась беззащитной настолько, что тайерхог, не скрываясь, вышел на противоположный берег. Ее глаза распахнулись. Аромат женственности плыл по воздуху, сцепляя берега ручья мостом на стальных канатах. У Виллерфоллера «поплыл» взгляд, а член вздернулся так вызывающе, дерзко блестя каплей на конце, что девушке впору было бежать прочь со всех ног. Или, наоборот, лечь и раздвинуть свои.
Но она не сделала ни того, ни другого. Шагнула вперед, сжав руки в кулачки. Взгляд вишневых глаз был умоляющим, когда она сказала вовсе не то, что он ожидал услышать!
– Убей меня, зверь в человеческом облике, прошу! Умоляю! Мне нет места на земле, и смерть станет лучшей долей! Перегрызи мне горло! Ведь ты – зверь! Тебя никто и никогда не найдет!
Вздыбленная плоть горела желанием с такой силой, что Уоллер, стиснув зубы, прыгнул в студеную воду ручья, дошедшую ему до бедер – хоть как-то потушить пожар! – и крикнул:
– Отчего ты несправедлива ко мне? Пускай я зверь, но я не убиваю людей!
– Я сама прошу тебя! – закричала она в ответ и заплакала.
Жалобно…
Тайерхог в одно мгновение оказался рядом, обнял и притянул ее к себе. Да, она была старше его, да, опытнее. Он чувствовал запахи других рук на ее коже, невесомые следы чужой слюны, но страсть сделала все это неважным. Важным остались ее руки – полные и смуглые, ее груди, такие пышные и мягкие, ее вставшие соски, видимые сквозь ткань платья. Важным было дыхание – прерывистое, со всхлипами, и отчаянная, безумная надежда во взгляде.
– Почему ты желаешь смерти? – встряхнув девушку, спросил Уолли.
Еще никогда он не ощущал себя настолько мужчиной – способным брать ответственность на себя, решать проблемы, которые больше никому не дано решить, защищать, ласкать…
Его руки своевольно отправились гулять по ее телу, и он отступил на шаг.
– Меня зовут Элоиза, – все еще глядя с испугом, заговорила она. – Я живу в доме своего опекуна, дяди Фульбера. Он истязает меня и склоняет к близости… Я – дурная девка, ибо сплю с ним, но иначе он лишает меня места за столом и бьет.
– Почему ты не уйдешь от него? – изумился Виллерфоллер.
На Тэльфоллере ничего подобного произойти не могло. Самый дальний и бедный родственник был членом клана, который его защищал и оберегал. Даже за тайерхогами, оставшимися в своем роду последними, приглядывали женщины из соседних кланов: кормили, обстирывали, приглашали
