взял?!
— Я, — признаюсь, — здрасьте, Юрий Шмильевич.
И вкратце объясняю своему первому рабовладельцу финансовые последствия односторонней передачи живого человека другому Карабасу Барабасу.
Вымещаю на нем весь свой нерастраченный гнев против Тимура, впрочем, делая это вполне цензурно и даже деликатно.
Грожу судом, и привлечением к этому делу СМИ, что, несомненно, поставит жирный крест на его деловой репутации. Меня несёт, я расписываю его невеселые перспективы с наслаждением.
— Да я тебя! С потрохами! — восклицает Юрий Шмильевич непривычно писклявым голосом. Теряется.
— А вы контрактик-то наш почитайте! — предлагаю вкрадчиво.
Второй его легитимный экземпляр, естественно, у меня. Более того, уже давно в надежной банковской ячейке.
Напрягаюсь, припоминая, чему учила меня Маша, когда напутствовала по этой теме. После разговора с ней я даже все это где-то записывал.
— Тот раздел, где про расторжение и особые условия! Или давайте забудем о выплатах, и ограничимся той суммой, которую я взял? Подпишу вам какое-нибудь допсоглашение произвольной формы о расторжении контракта, и об отсутствии с моей стороны претензий, — эффектно добавляю.
Вирмантас рычит. Что-то рявкает о контракте секретарше. Терпеливо жду, пока ему принесут злосчастный контракт, и он убедится в моих словах.
Недолго ревет раненым медведем, и вот тут я вворачиваю ещё один козырь. Который, конечно, и не козырь вовсе, а, по сути, чистый блеф.
Тот момент, когда мне уже на все и на всех пох! Если начнут грызться между собой, то и пусть перегрызутся.
— Мне Тимур Эльдарович разрешил, чтобы быстрее закрыть вопрос, — нагло заявляю, — так что это к нему! И вообще, теперь по всем, связанным со мной вопросам, обращайтесь туда.
Неожиданно пыл Вирмантаса гаснет, и сам он затухает как свеча.
Само собой, расчёт был именно на это. Едва ли он захочет конфликтовать с Тимуром, тем более что Тимур наверняка заплатил какие-то деньги за мой переход к нему.
Итак! Это означает, что все дороги ведут к Екатерине. Это ей я обязан такой жесткой во всех смыслах переуступкой меня, горемычного, от одного маститого продюсера к другому, и всеми связанными с тем приключениями. Сорванной свадьбой. Разбитой рожей. Полным крахом…
Юрий Шмильевич заявляет, что он согласен на мои условия. Да и вообще, с чего вдруг мы так разгорячились, и какие могут быть счёты между старыми друзьями?
Мирно, хоть и скомкано прощаемся. Оба понимаем, что это навсегда. Встретимся разве что случайно на каком-либо светском мероприятии. И ведь встретимся! Я кладу трубку.
Принимаю решение поехать на Мальдивы, на день рождения Кати Урусовой.
Глава 40
Возрастающее напряжение
Антонина
Наш разговор с дядей Ваней не клеится.
Он не слишком-то верит мне, я же рассеянно слушаю его вопросы, одновременно с этим зорко высматривая, не появился ли здесь тот самый «друг с запиской», которая, возможно, объясняет все.
Запоздало думаю о том, как друг Данила узнает меня. Я так лихо удалила его номер, что не смогу даже ничего уточнить, если понадобится. Хотя этот парень наверняка ведь знает, как я выгляжу, и подойдет ко мне сам.
— Ну, признайся, что это Зимин звонил или приходил к тебе, и все вдруг стало по-другому! — говорит мне дядя с ворчливой категоричностью пожилого человека, — а может, он и сейчас с тобой?
Раньше дядька был мягче, гибче, что ли, в стремлении добиться правды от кого бы то ни было. Все же, годы берут своё.
Однако в целом он прав.
— Ещё скажи, что уже никуда не едешь, — усмехается.
— Еду! — отвечаю я твёрдо, терпеливо, в попытке успокоить его.
Взмаливаюсь о пощаде:
— Дядь Вань. Ну, давайте уже перестанем мучить друг друга? Считайте, что я просто неудачно пошутила, или преувеличила. Вы правы, звонил он, и как раз ровно до этого момента мы были в ссоре. Данил, кстати, все объяснил, я больше не в обиде. Но всё-таки мы расстались!
— Так вы встречались?! — горестно вздыхает.
— Да.
Вздыхаю тоже. Улыбаюсь.
— Спокойной вам ночи и приятных снов! — добавляю торопливо, предвосхищая новые вопросы, — не беспокойтесь! У меня все хорошо.
И это правда. Пусть мы не поженились, пусть я еду домой, не зная толком, зачем, насколько. Неважно.
Главное, что я вижу свет в конце тоннеля! Даня любит и ждет меня. Я тоже. А значит, жизнь для нас по-прежнему кипит, играет яркими красками.
Сижу теперь спокойная, и веселая. Расправив плечи и затаив дыхание в предвкушении встречи с его таинственным другом.
— Ладно, Тоня! И тебе спокойной ночи, — произносит дядя Ваня недовольно.
Впрочем, он понимает, что «колоть» меня нет больше смысла. Все равно ведь не признаюсь, а теперь даже под пытками.
— Где ты, кстати, ночевать собралась, если не секрет? — спрашивает подозрительно.
Снова здорово, называется. И опять этот тон, как будто я провинившаяся школьница!
— В зале ожидания, — поколебавшись немного, отвечаю.
Мне нечего скрывать. Да и вокзальный громкоговоритель не даст соврать, объявляя что-то каждые десять минут для «граждан пассажиров».
— Мне так удобнее, — добавляю чуть мягче.
Все же, он хороший мужик, мой дядька.
— А во сколько у тебя завтра поезд?
Зрит в корень! Отправление, в самом деле, нескоро. Ближе к вечеру следующего дня. Но я отвечаю уклончиво:
— После обеда.
Вздохнув еще раз для порядка, дядя Ваня прощается со мной. Не читает лекций напоследок, и я сую телефон обратно в карман с чувством облегчения.
А еще через полчаса в зал ожидания входит парень. Я безошибочно понимаю — это он. Тот самый друг Данила!
Внешне он выбивается из общей серой массы унылых лиц и скучающих глаз. Его взгляд ищущий, и сам по себе это яркий, молодой пацан возраста Даньки.
Довольно быстро замечает меня, идёт навстречу. Несёт в руках какого-то белого плюшевого медведя.
Боже мой, ну что за пошлость этот мишка. Чувствую себя старухой. Куда мне его девать? Чемодан и маленькая сумочка забиты под завязку.
А парень, в самом деле, обаятельный. Улыбка, ямочки на щечках. Подходит. Здоровается со мной немного застенчиво:
— Доброй ночи. Вы Антонина?
— Доброй ночи, да, — взволнованная, я встаю, потому что рядом со мной все сидения заняты.
Торопливо беру чемодан за ручку, и откатываю его в сторонку. Мы отходим с этим парнем подальше от любопытных глаз моих соседей по залу ожиданию.
— Это вам от Данила! — протягивает мишку.
— Мило. Спасибо! — я беру игрушку, улыбаясь в ответ, — а есть ли от него еще записка?
Парень понижает голос:
— Записка там же. Это не простой мишка.
Я автоматически перевожу взгляд на симпатичного, невероятно мягкого на ощупь медведя.
— Он на молнии, расстегивается внизу, под лапкой, — деловито продолжает парнишка, —
