же, как мы с тобой. – Я одариваю Коннора одной из своих самых ослепительных улыбок, но, думаю, она, должно быть, выглядит маниакальной, потому что он хмурится. – С тобой все в порядке, Флора?
Я могу только кивнуть. Эта ночь становится только хуже. Коннор чувствует мое беспокойство и берет меня за руку, ведет в офис и представляет мэру города, мистеру Такому-то, который чем-то увлечен. Я все еще киплю от прикосновений Коннора и своих нервов, поэтому пропускаю половину представления и то, что говорит мне мэр. Все слова сливаются в один монотонный звук, поэтому я отключаюсь, когда мной овладевает тревога. Бояться нечего, я просто улыбаюсь и издаю легкий смешок и надеюсь, что он не ожидал ответа. Черт возьми, на меня смотрят с недоумением, поэтому я говорю.
– Да, конечно.
И оба мужчины кивают и улыбаются. Предохранитель от пули уклонился. Здесь жарко? Их слова звучат в замедленном темпе. Я не могу ничего уловить.
Мэр обсуждает время или что-то в этом роде на вечер, и вскоре я отключаюсь, решив, что лучше всего сосредоточиться на дыхании и сохранении жизни, когда меня окутывает странный туман.
– Готова? – спрашивает Коннор, выводя меня из задумчивости.
– К чему?
Выражение беспокойства пробегает по его лицу.
– К празднованию! Я встречу тебя на сцене, и мы вместе включим свет?
– Ладно, верно, да, празднества. – Я стою как вкопанная, словно приклеенная суперклеем.
– Как насчет того, чтобы я сначала проводил тебя? – говорит он.
Коннор кладет руку мне на поясницу, чтобы подтолкнуть меня или отклеить, кто знает? Мы поднимаемся на сцену, и мои ноги… Я не чувствую своих ног, когда вижу, что тысячи людей смотрят на меня снизу вверх. Я – золотая рыбка в аквариуме, и это просто ужасает. Что, если я совершу ошибку? Что, если слова застынут у меня на языке посреди выступления?
Коннор сжимает мою руку, чтобы подбодрить меня. Я застываю, уставившись в его завораживающие глаза, и мне приходится держаться слишком долго, пока он медленно разжимает хватку, и моя потная ладонь безвольно опускается.
– Флора, – он наклоняется ближе и шепчет мне на ухо, его горячее дыхание касается моей шеи. От этого ощущения у меня кружится голова, и все это слишком сильно. Я падаю в обморок, когда он заключает меня в объятия. Это он вызывает такое странное ощущение или миллионы и триллионы людей, таращащихся на меня? Я не могу быть так близко к этому человеку; он сводит меня с ума. – Я вернусь так быстро, как только смогу.
– Быстрее, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
Он чмокает меня в щеку, и я издаю «Фу, блин». Я пытаюсь улыбнуться толпе, но это больше похоже на оскаливание зубов, потому что я больше не чувствую своих губ. Есть ли у меня вообще губы на данный момент? Может быть, это из-за адреналина, бурлящего во мне, но я чувствую себя отстраненной, как будто стою над самой собой и ощущаю только половину своего тела.
Я мысленно подбадриваю себя: Флора, главное – заставить его поверить!
Крепко обхватив себя руками, я пытаюсь усилием воли вернуть разум, тело и душу в настоящий момент. Коннор взбегает по лестнице так, словно она не на большой высоте, и каким-то образом у меня все еще хватает присутствия духа беспокоиться о том, что он так быстро преодолевает ступеньки. Он водружает блестящую звезду на макушку, поворачивается к толпе, машет рукой и снова оказывается внизу, прежде чем я успеваю моргнуть, но может быть, это потому, что я, кажется, и моргнуть не могу. Стал ли он другим человеком? Трудно сказать, когда я поворачиваюсь обратно к толпе и снова застываю на месте. Почему они смотрят в мою сторону? Если бы только я могла заставить свое тело двигаться, я бы побежала! Я бы даже побежала быстро. Но мои ботинки словно приклеились к сцене, и я не могу пошевелить конечностями.
– Я вернулся, – говорит Коннор и берет меня за руку.
– Вернулся. – Я ошеломленно смотрю на толпу.
– С тобой все в порядке, Флора? – Он сжимает мою холодную руку.
– Нет, не в порядке. – Даже пристальный взгляд Коннора на меня не может разрушить чары.
– Ты хочешь уйти?
Мой мозг словно в тумане.
– Сплоти. Толпу.
– Ладно, мы можем это сделать, а? Помнишь, что мэр сказал о…
Коннор продолжает говорить, но я чувствую приступ тошноты и делаю все, что в моих силах, чтобы подавить это чувство. Проглоти это. Я не хочу задумываться о том, что это может означать. Не хочу представлять себе никаких снарядов, вылетающих из моего собственного тела. Я чувствую себя нехорошо.
Голос Коннора – белый шум. Приятный гудящий звук.
– Хорошо? – спрашивает он.
– Кхм, – выдавливаю я.
Его брови сходятся вместе. Даже брови у него красивые. Мужественные. Вытащи меня отсюда!
Коннор тащит меня к трибуне – у меня словно ноги из свинца сделаны – и нажимает на микрофон.
– Здравствуйте, все до единого! Мы с Флорой хотели официально поприветствовать Рождество добрыми вестями для всех.
Мне это кажется, или толпа действительно оборачивается? Я не вижу улыбок, я вижу море оранжевых лиц, освещенных свечами, как что-то омерзительное из фильма ужасов.
– Готова, Флора? – спрашивает он. – Ты все еще рада выполнить обязанности хозяйки?
Хозяйки? Может быть, мне следовало прислушаться к инструкциям, а не к тому, что я, черт возьми, делала. Насколько это может быть сложно? Щелкну выключателем, и тогда я смогу уйти с этой чертовой сцены!
– Да.
Я смотрю вниз, на стол для подиума, и вижу около сотни маленьких кнопок.
– Которая из них?
– Та, красная, на…
Я сильно нажимаю на нее, и вместо огней начинаются рождественские гимны, слишком громкие в неподвижном ночном воздухе.
– Не эта, та…
Сколько здесь может быть красных кнопок? В отчаянии я нажимаю еще одну кнопку, и прожекторы над нами гаснут, мы погружаемся в темноту. Надвигается паника. Я нажимаю на все чертовы кнопки, какие только могу, и начинается бедлам. Дети кричат. Родители кричат. Раздается несколько смешков.
Коннор хватает меня за трясущиеся руки и говорит:
– Остановись, Флора, остановись. Позволь мне. – Он крепко прижимает меня к себе, пока нажимает кнопку, и прожекторы снова включаются, рождественские гимны заканчиваются.
– Извините, ребята, небольшой технический сбой, – говорит он очень невозмутимым, ровным тоном. – Без лишних слов, счастливого Рождества! – Он нажимает чертову красную кнопку, которая все это время была спереди и по центру. Надпись гласит: «Городские рождественские огни». Они милосердно загораются, сверкая и сияя, в то время как толпа сходит с ума. – Мы надеемся, что вам понравится вечер, и
