ересь.
— Да, я сейчас встану, — натянуто улыбнаюсь, безуспешно делая вид, что ничего особенного и не ждала, и вообще...
— Не обижайся, чертовка. Не могу я тебя всё время трахать, хуй, Марта, болит.
— Уйди уже! — смеюсь я и начинаю его хлопать ладонями по голове, которую он пихает мне между ног. — Язык когда устанет?
— Вот с этим нет проблем, — он резко поднимается и рядом с кроватью прыгает, так что кажется, дом трясется.
В штанах эрекция, и это мужчине к сорока годам. Здоров!
Остается только томно вздыхать, глядя ему вслед. Хлопает дверь, и я спешу подняться, потому что хочу быть рядом с ним.
Торможу у зеркала, задумчиво оглядывая отражение.
Хочу быть всегда такой же красивой, как в это утро.
Я так шикарно давненько не выглядела. Белое лицо, красивый румянец, губы припухли, глаза сияют невероятным счастьем.
Даже не хочется, чтобы мы уезжали отсюда, можно же, например, месяцок потусоваться? Думать не желаю, как там мои дела.
Вот зачем я об этом вспоминаю?
Улыбка испаряется. Я быстро убираю волосы и одеваюсь. Всё в ту же одежду, но почему-то пока меня это не волнует. Сейчас у меня период: «С милым рай в шалаше», когда на всё плевать, лишь бы любимый мужчина рядом.
Кровать привожу в порядок. Вступаю в кроссовки, в очередной раз поражаясь их прочности, все ведь перенесли, и с каким достоинством!
Выхожу в гостиную. За панорамным окном открывается взгляду вид на мангал с жарящимися на нем сосисками.
Стеклянная створка приоткрыта, и я выхожу на террасу.
— Смотри! — Кирилл скидывает сосиски на тарелку и показывает мне мешок с лакомством. — Делай раз, — он показывает мне деревянную шпажку и нанизывает на неё белый кубик, похожий на пастилу или зефир.
Я действительно не пробовала маршмэллоу, тем более пожаренное на открытом огне.
— Делай два! — он манит меня к себе.
Спускаюсь с террасы. Прищуриваюсь, глядя на светлое небо, что просвечивает сквозь ветки сосен. Подхожу к мангалу.
—Делай три! — как ребёнку, выдает мне сладость на палочке.
— Я так ещё не завтракала, — принимаю угощение.
— Да я знаю, ты любишь другое с утра пососать, — расплывается в улыбке Кирсанов.
— Кирилл! — возмутилась я. — Клоун!
— А ты чертовка, — он привлекает меня к себе и дарит сладкий поцелуй.
А потом я пробую маршмэллоу. Хрустящая корочка, а внутри вкусный крем. Невероятно! Я даже пристанываю от удовольствия , кивая головой в знак одобрения.
— Марта! Ты со мной должна попробовать все!
— Кирюша, я разборчивая, не могу пробовать всё, — смеюсь и сама тянусь к его губам.
Я хочу… Хочу, чтобы это не кончалось! Чтобы он всегда был таким, пусть немного едким, но любящим и внимательным. А я бы отвечала лаской.
Тянусь к нему обниматься, а Кирилл всем телом напряжён. Губы вроде и мягкие, но не целуют. Одной рукой дотягивается до бутылки с водой и быстро заливает угли в мангале.
Непонимающе застываю в его объятиях, головой понимая, что что-то происходит, а вот сердцем не желая принимать это.
Не надо, не надо, не надо!!!
Ну пожалуйста…
Глава 29
Глава 29
— Тихо, — неумолимо шепчет Кирилл мне в ухо. — Делаешь то, что я говорю.
После этого он насильно меня пригибает, и, оглядываясь, гонит обратно в дом.
Когда мы оказываемся в гостиной, Кирилл, шаря глазами по округе, тихо прикрывает за нами дверь и совсем закрывает её, хотя с какой целью непонятно… Если там кто-то есть, то в такой глуши можно спокойно бить окна…
Я со шпажкой в руках, на которой остаются ещё два кубика лакомства, словно привет из того короткого мгновения абсолютного счастья, что уже не повторится, послушно замираю. И только на третьей минуте событий моё сердце в груди словно сходит с ума. Бьется так сильно, что, кажется, через горло сейчас выскочит!
Кирилл продолжает осматривать округу, одновременно пятясь назад по коридору ближе к прихожей. Меня теснит, прикрывая собой от окон.
Мы погружаемся в темноту помещений, а значит, исчезаем из вида, если кто-то наблюдает за нами снаружи.
— Кроссовки сильнее зашнуруй, — приказывает Кирилл ледяным, строгим голосом, сам при этом очень ловко накидывая себе на плечо рюкзак.
Щёлкает пистолет, проверяется обойма. Пара ножей за пояс. Страшные у него ножи, я такие и не видела, лезвия по двадцать–тридцать сантиметров. Смотрит исподлобья вперёд, где остается залитая солнцем гостиная.
Я в панике зашнуровываю кроссовки. Волосы перевязываю, небрежная причёска уже не подходит, тут главное, чтобы не мешало ничего.
