дело ныряла в прохладные рощицы. В одной мы остановились — пополнить фляги водой из родника.
Пока набирали воду, рядом села пичуга. Что-то деловито клевала в траве. Некрупная, но яркая. Рыжевато-коричневая, с чёрной головой и ярко-голубыми, с чёрными полосками перьями на плечах.
Я вспомнил дятла, прирученного Никитой. С котом не проканало, но кот — не птица. И вообще что-то очень загадочное, не каждый охотник таким интеллектом похвастаться может. А тут — пичуга как пичуга. Ну-ка…
Я начертил в воздухе Знак. Тот послушно засветился. Подплыл к птице, коснулся её перьев и растаял.
Птица перестала клевать. Подняла голову. Посмотрела на меня и порхнула к моим ногам. Уселась, преданно глядя в глаза. Ага. Ну-ка, а вот так?..
Птица порхнула к роднику, из которого наполнял флягу Захар. Плюхнулась в воду, ударив крыльями по воде.
Захара окатил фонтан брызг. Он с руганью отшатнулся. Принялся отряхиваться.
Проворчал:
— Верно народ говорит, дурные тут леса! Птицы — и те какие-то полоумные.
Я рассмеялся. Птица ударила крыльями по воде ещё раз, подняв новый фонтан брызг. Захар перевёл взгляд с неё на меня. С изумлением спросил:
— Ты, что ли, развлекаешься⁈
— Нет, колдун озадачился. Никогда прежде мужиков в ромашках не видел. Вот и следит за тобой птичьим взглядом — как бы чего не вышло.
— Да иди ты. — Захар снова сел на корточки. Посмотрел на птицу. — То есть, это что же? Работает игрушка?
— Не игрушка, а мобильное средство связи. Небывалый скачок технического прогресса. Какие уж тут игры.
Птица оказалась сойкой, это мне сказал Захар. Я почему-то думал, что как только закончится действие Знака, сойка растворится в родном лесу. Но она следовала за нами до самого Оплота. Несколько раз улетала и скрывалась с глаз, однако неизменно возвращалась.
Так мы и вошли в Оплот втроём: сначала порхнула сойка, потом шагнул Захар, а замыкающим — я.
— А это вам зачем? — метнув взгляд на сойку, спросил Прохор.
Удивлённым он не выглядел. Охотники, видимо, чего только из леса в Оплот не притаскивали. Ну и в принципе человеку, на столе которого стоит магический пень, удивление как-то не к лицу.
— Коммуникации будем налаживать.
— А русалок уже отладили, что ли?
— Так точно. Восьмерых.
Я развязал мешок и высыпал на стол Прохора двадцать одну кость. Захар скромно добавил свои шесть. Получилось солидно.
— Ого! — Прохор присвистнул. Посмотрел на Захара. — Это ты, выходит, даже не одну, а двух русалок завалил?
Захар горделиво приосанился.
— Бухгалтерию подбивать потом будешь, — категорически объявил я. — Сейчас — давай сюда пень. Надо Захара в охотники принять. Заслужил.
— Что ж… — Прохор придвинул достопамятный пень к краю стола. — Снимай перчатку, Захарка.
Захар стащил перчатку. И покраснел — на тыльной стороне ладони красовался шрам от иссечённой метки. Прохор посмотрел на шрам и погрозил пальцем.
— Смотри! Владимир за тебя ручается. Не подведи его.
— Не подведу, — пообещал Захар и стиснул зубы.
Мы взаимно положили руки в пень. И повторилось всё, как встарь, только теперь я был по другую сторону баррикады.
— Ты, Захар, готов ли вступить в орден Падающей Звезды, служить его интересам и очищать мир от скверны?
— Готов! — звенящим от значительности голосом сказал Захар.
— Ты, Владимир. Готов ли взять в ученики Захара?
— Готов.
— Ты, Захар, принимаешь ли Владимира своим Мастером?
— Принимаю!
Я не почувствовал боли. А вот Захар зубами заскрежетал. Зато когда выдернул руку, на ней вместо иссечённой метки красовалась одна хвостатая звезда.
— И опять нет повода не выпить чаю с пряниками, — сказал я.
Егор, который ночевал в Оплоте, и которого мы своим появлением разбудили, зевая, вошёл в комнату.
— Уже ничему не удивляюсь даже, — сказал он. — Раньше хорошо если раз в год новичка посвящали. А сейчас…
— Кстати об этом, — вспомнил я. — Нашли ещё одного перспективного пацана с Силой.
— Где⁈ — хором спросили Егор и Прохор.
— В Холмах, вестимо. Только маловат ещё, лет семь ему. Но дятла в шашки уже обыгрывает — далеко пойдёт.
Особенно если учесть, что сам эти шашки и выдумал.
Егор с Прохором так же дружно, как обрадовались, вздохнули.
— И впрямь мелкий, — сказал Прохор, усаживаясь. — Ну да ничего, подрастёт. Как лет двенадцать стукнет — можно начинать учить потихоньку.
— У родителей-то хоть спрашиваете?
— Конечно, куда без этого. Да только честно же предупреждаем: если Сила в человеке проснулась — всё равно он к нам придёт, никуда не денется. Сила-то это такая, что покоя не даст.
— Не даст, — пригорюнился Егор.
Ткнув в него пальцем, Прохор сказал:
— Он, вот, уйти хотел. Год не охотился. В Поречье на постоялом дворе вышибалой работал. Так чуть не вздёрнулся от тоски.
Егор кивнул. Видимо, это произошло после того, как у него вышло скверное с десятком.
— Мужики, — решил я сменить тему. — А почему, когда меня посвятили, мне меча не дали? А как Захару — так сразу?
— А ты много мечей тут видел, когда посвящался? — хмыкнул Прохор. — Это, вот, когда на колдуна твоего собирались — охотники и приносили оружие погибших товарищей. А потом — Терентий ещё…
— Ну, один охотник ушёл — двое пришли, — неожиданно врубил оптимистический режим Егор. — Значит, не проиграно наше дело.
— Кстати, о деле, — вспомнил я.
Подошёл к столу Прохора. Оторвал от рулона бумажной ленты, надетой на деревянный штырь, клочок бумаги. Взял перо. Написал несколько слов. После чего вытянул вперёд руку. На запястье села сойка и преданно чирикнула.
Я скатал записку в трубочку, привязал к лапе птицы. Сотворил нужный Знак и мысленно отдал приказ. Сойка порхнула к Егору. Села ему на колени и вытянула вперёд лапу с привязанной бумажкой.
— Э, — сказал Егор.
— Чего — «э»? Месседж тебе пришёл. Открывай.
Егор отвязал от птичьей лапы записку. Прочитал:
— «Го со мной
