связи, – говорит, всхлипывая и с трудом дыша, – у него везде связи, он сделает так, что заберут, потому что все действительно против меня.
– На хер ему это надо?
– Хочет, чтобы мы к нему вернулись. Сказал, что тогда сразу же все прекратит.
Кроха заходится в рыданиях еще сильнее, а у меня каждая вена злостью наполняется. Хочется найти его и бить, пока все зубы не вылетят, и в следующий раз, когда мы встретимся, я обязательно так и сделаю.
– Так, – сжимаю зубы, стараясь оставаться адекватным. Я Оле сейчас таким и нужен, достаточно ее истерики, кто-то должен быть с холодным умом. – Спокойно, Оль, мы что-нибудь придумаем. Если ты, конечно, не собираешься к нему вернуться. – На последней фразе мне в грудь врезается маленький кулачок, что служит красноречивым ответом на дурацкие предположения. – Ну все, все, решим, маленькая моя, все решим. – Притягиваю плачущую Кроху к себе и обнимаю крепко, стараясь защитить от всего мира хотя бы объятиями. Хотя я любыми способами готов. И мы действительно обязательно придумаем что-нибудь. Ярослав не единственный, у кого есть связи. И хоть я не люблю обращаться за помощью к отцу, думаю, в этом вопросе он мне не откажет. – А теперь давай умоемся и будем спать, Оль, нам утром на работу.
Стараюсь ее отвлечь, помогаю умыться, а потом рассказываю всякую чушь, поглаживая ее по спине, пока она не засыпает. А мне не спится до самого рассвета, я гоняю в голове кучу мыслей, пытаясь поймать правильные, которые помогут нам с Олей в этой истории. Я не брошу ее, конечно, и оставить в одиночку решать проблему тоже не посмею.
Бывший явно взбесился из-за того, что у Оли появился я. Значит, мне проблему и решать.
* * *
Утром просыпаемся от топота босых ножек, и, открыв глаза, оба видим на пороге комнаты удивленного и сонного Матвея.
Оля порывается вскочить, но я останавливаю ее, не давая встать, и только ближе к себе прижимаю. Пора заканчивать этот спектакль, Матвей взрослый мужик, все понимает. Да и ситуация сейчас такая, что нам лучше заявить об отношениях, а не скрывать их.
Мелкий стоит и смотрит на нас, хмурится, сам себя понять пытается, а когда я откидываю уголок одеяла и приглашаю его запрыгнуть к нам и полежать еще минут десять, он тут же с улыбкой срывается с места и плюхается между нами, обнимая и Олю, и меня.
Одной проблемой меньше.
Я не настроен на эмоции сейчас, в голове только расчеты и планы, но смотрю на Олю, и сердце все равно немного тает. Наше первое утро на троих ей явно по душе, несмотря на все страхи и переживания, потому что мягкая улыбка все равно на губах расцветает, когда мы с мелким с аппетитом съедаем теплые сырники.
Обнимаю и целую Олю, шепчу Матвею, чтобы был сегодня с мамой особенно нежным, а сам думаю. Без остановки думаю, голова даже начинает болеть, когда садимся в машину, чтобы поехать в спорткомплекс.
Оля снова садится к Матвею, она мало разговаривает, закутанная в кокон страха, зато очень много думает и временами заметно сдерживает слезы. Ситуация подкосила всех нас, даже Матвей не болтает без умолку, но я точно знаю, что мы справимся со всем этим пиздецом. Я же знал, что легко не будет, и отступать теперь не собираюсь.
Мы подъезжаем к спорткомплексу, и я чуть не въезжаю на парковке в рядом стоящую машину, потому что у входа во дворец стоит… Ярослав. Серьезно?! Ему хватило наглости припереться сюда после всего?
– Антош, – говорит Оля, когда я отстегиваю ремни на кресле Матвея, – пожалуйста, только не трогай его. Дай мне с ним поговорить, я тебя очень прошу.
– Оль, сколько я должен хавать это и не трогать его?!
– Только сейчас, пожалуйста…
Сука! Снова злюсь, но пока послушно иду с Матвеем и Олей к входу, навстречу этому уроду. Я уже могу считаться подкаблучником? Кажется, да.
– Что тебе нужно? – шипит Оля, как только мы подходим к нему. От страха и слез не осталось и следа, она злится и нападает как кобра, идеальная женщина.
– Олечка, ну к чему этот тон? Я пришел взять сына на прогулку. Я же отец все-таки. – Мудак мерзко улыбается, крутит в руках телефон и бесит так, что кулаки чешутся.
Оля, конечно, не отдаст Матвея. Я практически мысли ее читаю, наверняка ведь думает, что он может забрать мелкого и не привезти назад.
Но Оля поступает круче. Она не отвечает сама ничего, она смотрит на Матвея и делано спокойным голосом спрашивает у него, хочет ли он погулять с папой.
Мелкий хмурится, смотрит на нее, на него, даже на меня, словно пытается прочитать на лицах каждого из нас правильный ответ, но все-таки выдает то, что на душе у него самого:
– Не хочу! – Оля выдыхает в облегчении, да и у меня словно камень с души, но вот Ярослава ответ явно не устраивает. Он злится. Он очень сильно злится. – Ты ко мне давно не плиходил, опять меня блосил! Я никуда не пойду с тобой, я пойду с Антоном на тлениловку, – добивает горе-папашу Матвей, а я кайфую от выражения лица Мудослава. И вижу, что Оля тоже.
Один жирный минус в копилку папаши на предстоящем суде: ребенку он больше не нужен. У Матвея травма с тем, что его бросают, конечно, он не будет прощать отца каждый раз, он еще слишком мал.
Беру Матвея за руку и завожу в спорткомплекс, потому что дальнейшие разговоры явно не для его ушей. Не хочется оставлять Олю наедине с тем козлом, но приходится. Потому что со мной Матвей.
Но меня спасает рыжая. Ума не приложу, что Даша делает в комплексе, надеюсь, что она пришла не ко мне, но я подлетаю к ней, вручаю ей Матвея, бормочу что-то, чтобы никому его не отдавала, и вылетаю обратно на улицу, собираясь спасать Олю.
Но ведьма в спасении точно не нуждается, а меня гордость берет за то, как рьяно она отстаивает свое, как будто бы не тряслась и не вытирала слезы все утро. Я вижу ее решительность, но успеваю услышать совсем немного.
– И мне правда плевать на все твои связи, Ярослав, если нужно будет, я его увезу туда, где ты никогда не найдешь, тебе ясно? Я не отдам его тебе. Отстань от нас, найди себе девушку и забудь о том, что когда-то у тебя была семья, ты услышал меня?!
Она шипит
