одну харю на вашей совместной делюге с твоим подельником.
Глаза Агаркова уже не лучились злобой. В них теперь плескался ужас! Губы криминального пингвина мелко дергались, а физиономия его резко контрастировала с темным интерьером камеры своей необычайной бледностью. Мы оба с ним понимали, насколько теперь несущественна его яичная проблема. По сравнению с грядущими неприятностями.
— Ты же понимаешь, задрот, что после этого, твой бывший кореш уже сегодня на тюрьме объявит тебя крысой! И пойдёт тогда по всем «хатам» прогон, что Агарков Сергей Васильевич никакой не честный арестант, а блядь и крыса! И, что все порядочные сидельцы должны обходиться с тобой соответственно. В СИЗО, в зоне или на тюремной больничке! Это два, друг мой! Ну, что? Ты еще не передумал прокурору на меня жаловаться? Говорят, что ты уже и жалобу на меня накатал? Ну так ты её сверни в трубочку и в жопу себе засунь! И проворачивай её там до полного самоудовлетворения! Тренируйся, крыса! Всё равно от петушиной участи ты теперь уже не скроешься!
Задержанный вор стоял, словно окаменевший статуй. С бледным лицом и со стеклянными глазами. В которых отсутствовал даже недавний страх перед незавидным скорым будущим. В них была могильная пустота. Как бы не вздернулся он здесь, забеспокоился я. Осознание им новой проблемы вполне может его к такому финалу подтолкнуть. Однако, труп суицидника и, особенно после беседы со мной, да еще с кляузой на меня в кармане, мне был совсем не нужен. Тем более, труп с такими выдающимися по размеру и цвету тестикулами. Эксклюзивность которых, так же, в соответствии с кляузой, обязательно запишут на мой счет. Нет, нам такой славы не нужно!
— Эй! Ты чего нахохлился? — обратился я к Сергею Васильевичу, — Не отчаивайся ты так! Я же не зверь какой! Я ведь могу и сдержаться. И не выдавать твоих сокровенных секретов. Могу промолчать и лети ты тогда на тюрьму сизым голубем! Глядишь, еще и смотрящим в «хате» будешь! За честные воровские понятия первоходов причесывать станешь! — постарался ободрить я трусоватого Робин Гуда. В смысле, специалиста по трусам… Н-да…
— Начальник, на, забери эту бумагу! — сиделец достал из-за ворота сложенный вчетверо листок, — Не буду я на тебя керосинить прокурору, слово тебе даю!
— Да нафига мне твоя кляуза?! — брезгливо отмахнулся я от бумажки, которую Агарков просовывал мне через решетку, — Ты один хер ничего не докажешь! Я твою яичницу оформил, как свою самооборону. Ты вот, что. Ты дашь показания, что Марина не при делах. И тогда я, так и быть, промолчу! Ты меня услышал?
— Я понял, начальник! — мелко затряс мыслительным аппаратом незаконнопослушный гражданин, — Всё, как ты сказал, сделаю! Только уж и ты слово своё сдержи! Очень прошу! Смотри сюда, начальник! — при этих словах оживший гражданин Агарков начал торопливо рвать свой рукописный навет на честного лейтенанта милиции.
Не прощаясь, я развернулся от «решки» и подталкивая ядреный попец Лиды к выходу, поспешил из камерного продола.
По пути на второй этаж Лидия Андреевна мне что-то сбивчиво говорила. Но я не прислушивался. На меня накатила вторая и более вязкая волна сонливости. Не хотелось ни есть, ни пить, ни чего-либо еще. Даже Лиду мне сейчас не хотелось. Желание было одно, упасть, где стою и уснуть.
— Лид, ты к Данилину без меня сходи, — обратился я к Зуевой и сам удивился бесцветности своего голоса, — Ты сама всё слышала, вот и доложи шефу, что фигурант претензий к следственному отделению Октябрьского РОВД не имеет. И, самое главное, что он их не имеет к лейтенанту Корнееву. Сергею Егоровичу. А я домой пошел, спать я хочу, Лида!
Выговорившись, я развернулся налево и побрел по коридору. На слова, которые сыпались мне в спину, внимания я не обращал.
Свернув из общего кулуара к себе в аппендицит, я увидел своего друга Вову Нагаева. Он стоял у двери моего офиса и весело трепался с Тонечкой, которая за каким-то бесом тоже торчала у моей двери.
— Вам что тут, мёдом что ли намазано? — не дожидаясь ответа, сунул я ключ в скважину дверного замка.
— Я машину пригнал! — жизнерадостный Вова протянул мне брелок с ключами от «шестёрки», — До Советского кинешь меня?
— Эй! Какой Советский! — забеспокоилась Антонина, — Корнеев, Алексей Константинович велел срочно к нему идти! Вас с ним обоих начальник райотдела ждёт!
К начальнику райотдела мне не хотелось. Как не хотелось и к начальнику следственного отделения этого райотдела. Оставалось только договориться с Антониной, чтобы она меня не нашла и не передала мне зов Данилина.
— Володь, помнишь, я тебе рассказывал про самую красивую девушку на планете? — натягивая на мундир гражданскую куртку, обратился я к своему другу, — Ну, ту, на которой я жениться хочу? Помнишь? — Вова растерянно моргал глазами, но слава аллаху, молчал, — Так вот, Вова, это я тебе про неё говорил, про Тонечку! — не оборачиваясь, ткнул я пальцем в сторону офигевшей девицы, — Ближе к лету обязательно женюсь на ней! Если, конечно, она согласится.
— Да, Тонь, — застегивая куртку, повернулся я к посыльной от руководства, — Ты пожалуйста скажи Данилину, что не нашла меня. Хорошо? — и не оглядываясь, крепко подхватив Нагаева под руку, я быстрым шагом поспешил к лестнице.
Глава 23
Спал до сильно после обеда. Потом проснулся, чтобы побрызгать и понял, что голод и впрямь не тётка, и назад под одеяло меня не пустит. Вздохнул, умылся и начал собираться в продмаг. Слава богу, что гастроном здесь неподалёку, да еще и время не шибко пиковое. Уже через час там будет не протолкнуться.
Я уже затарил авоську необходимым холостяцким минимумом, когда на прилавок в соседнем мясном отделе выбросили лотки с птицами счастья. Синие тощие цыплята выглядели умерщвлёнными узниками Освенцима, но и стоили, правда, девяносто шесть копеек за килограмм. Вместе со всеми своими гребешками и когтистыми лапами.
Других всё равно не было и я польстился. Однако бросать место в суетливой очереди за «Пошехонским» сыром, даже ради курицы, было глупо. Поозиравшись и пристроив громоздкую сетку на стол с контрольными весами, быстренько метнулся занять очередь за синей птицей. Отсутствовал всего пару минут, но, когда вернулся, то своего стратегического запаса харчей на упомянутом столе не обнаружил. Лишь весы с исправно приведенной к нулю стрелкой, стояли на холодной поверхности из пищевого алюминия. Моей авоськи с пачкой пельменей, куском колбасы и картошкой, там не было.
Народу вокруг толпилось не так, чтобы много. Однако и этого его количества вполне хватало, чтобы при желании
