Потому-то я и отправился в лес Эверн, ни с кем не посоветовавшись. И потом долго колебался, рассказывать ли нашим об этом походе. А если рассказывать, то что именно…
И рассказал-то в итоге только потому, что понимал — Грег в состоянии прочитать мои мысли сам. Как же меня это злило!
Мне вспомнилась сцена, которую закатила мне Ники, узнав, что я побывал у Анхеля. Тогда-то она впервые и назвала меня предателем. Что ж, в чем-то она была права.
Мне вообще не следовало общаться с Анхелем, понял я. Он почти поймал меня. И использовал в своих целях, в игре против моего клана.
Я пошевелился и сел на хвост, подняв облако сажи. Она кружилась в воздухе, как черный снег, пачкая мне крылья и брюхо. Я резко хлопнул крыльями, но чище от этого не стал, только расчихался от гари. Мне вдруг стало противно. Сижу тут в обгорелой норе, грязный, с ног до головы обросший шипами, и источаю ненависть ко всему миру…
На память пришел семинар Идолищева по драконности. Я бы тоже мог теперь провести такой семинар. И поработать для него наглядным пособием.
«Смотрите, дети: перед вам классический, описанный во всех источниках черный дракон. Ночная тварь, живущая в канализации. Отличается злобой, эгоизмом, подлостью и коварством. Для него нет ничего святого, кроме своих интересов. Черные драконы поедают своих детенышей, подставляют друзей и никогда, никогда не создают кланов…»
— Так все и есть! — прошипел я воображаемым слушателям семинара. — Да, я стал очень плохим! И мне это нравится. Я чувствую себя свободным. Делай что хочешь с тем кто слабее! И тебе за это ничего не будет. Разве не все об этом тайком мечтают?
«Но это не эволюция. Это деградация…» — возразили мне из невидимого зала.
— А кто сказал, что дракон — высшая форма существования? Кто сказал, что я эволюционирую? Что? Грег? Может, он и эволюционирует… Но он и так ходячее воплощение безупречности, и, кем бы он ни был, человеком или драконом, он от этого не изменится. Да если какой-нибудь злой волшебник превратит его в пятнистого желтопузого червяка, Грег и тогда будет верен своим принципам и ни на миг не изменит самодисциплине. Внешнее вообще не имеет значения! — подумал и добавил самокритично: — Кроме тех случаев, когда оно, как у меня, отражает внутреннее.
И со вздохом распластался в саже, закрыв глаза, сам себе отвратительный. Сейчас я чувствовал себя таким драконом, какого на иконах убивает святой Георгий, — небольшим, нелепым, противным крокодилом-мутантом. Недотягивающим до человека по всем пунктам.
Со стороны балкона налетел порыв ветра. Тихо лязгнула дверь. Я, не шевелясь и не открывая глаз, улыбнулся, а потом воскликнул горестно:
— Что мне с этим делать? Я не хочу быть таким! Я не хочу меняться так!
— У тебя идет новая стадия превращения, — ответил Грег, заходя в комнату. — Сейчас ты сам себя создаешь. Развитие идет очень быстро. Поэтому важно не делать неправильных действий.
— Что такое «неправильно»? — философски спросил я. — Кто определяет, что правильно, а что нет?
— Ты знаешь, что такое карма?
— Конечно.
— Любое твое действие, даже мысль, будут иметь мгновенные и необратимые последствия. Поэтому следи за собой и делай только то, что сам считаешь правильным. Не иди на компромиссы и не потакай себе. Пусть на твоем истинном, драконьем теле ничего не отражается.
Я поменял облик, встал на ноги и повернулся к Черному лорду. Грег уже привычно выглядел нездоровым — лицо осунулось, щеки запали, но черные глаза смотрели, как всегда, спокойно и твердо. Интересно, он хоть иногда в чем-то сомневается?
— А с этим что делать? — Я продемонстрировал шипы на предплечьях. — А зрачки ты мои уже видел? Все четыре?
— Болезни роста, — отмахнулся он. — Пусть ими переболеет твое низшее тело.
— То есть так и ходить? — Я помахал когтисто-шипастой рукой.
— Это ненадолго. Скоро ты избавишься от этого облика. Тело — это иллюзия.
— Да-а-а, утешил!
— Если тебя это утешит — люди пока видят тебя «своим».
— Ну не все, не все… Вот Киря…
— Ты понимаешь, что это означает? — спросил Грег, когда я рассказал, как Киря принял меня за глюк. — Пришла пора обрывать связи.
— Не хочу! Васька видит меня в любом облике! И узнает в любом! И не боится!
— Когда это началось?
— Да после истории с печатью.
— Вот как!
Грег задумался. Я молча наблюдал за ним, чувствуя, как в его присутствии, как всегда, выравнивается настроение. Злобная ожесточенность на весь мир незаметно рассеялась.
— Ты знаешь, где я был, пока вы с Валенком валялись в отключке?
— Ну, поскольку ты тут — значит, не у Анхеля.
— А вот Валенок с Ники считают иначе, — сказал я желчно.
Грег помолчал, глядя в сторону, словно подыскивая слова.
— Ники тяжело, — ответил он. — Она по сути темная, адская сущность. Хоть она и воспитана среди людей.
— Ха! Я не уверен, что это пошло ей на пользу. Людей она ненавидит.
— Ну не всех, не всех… — повторил он, явно передразнивая меня. — Отец хочет ей иной судьбы, иначе не попросил бы меня ею заняться. То, что она устроила, сделала не из-за ненависти, а ради любви. Она предана клану.
— Тебе!
— Клану, — строго поправил он. — Будь к ней снисходителен.
Я скривился. Ники я не простил. Хотя, может, и прощу. Если она хорошо попросит…
— А что касается Валенка, ты абсолютно несправедлив к нему, — продолжал Черный лорд. — Когда я узнал, что он открыл тебе местоположение гнезда и, несмотря на опасность разоблачения, пошел на огромный риск, оставив тебя в живых и на свободе… На самом деле, я слегка изумлен его поведением. Может, он, конечно, был не в себе…
— О, в этом я уверен! — воскликнул я, вспомнив регулярные призывы Валенка прикончить меня по принципу «нет дракона, нет проблемы».
— Так что — возвращаясь к твоему вопросу, — ты не был у Анхеля. Он бы тебя не выпустил. Анхель бы ничего от тебя не оставил, пока не нашел нас.
— Почему он тебя так ненавидит? — Я потянулся в карман за сигаретами. — Что у вас с ним за счеты?
Летом, во время активных тренировок, я бросил было курить — стало противно. Но решил начать снова. Чем темнее я становился снаружи, тем проще было коптить себя изнутри.
— Анхель — ненавидит? Вовсе нет.
— Разве? — озадаченно спросил я. — А что тогда — боится?
— Не меня, — неопределенно ответил Грег. — Так где ты провел эти дни?
— В Уважеке, — сказал я, видя, что он желает переменить тему. — Точнее, сперва там, а потом в каком-то совершенно кошмарном мире…
