– Погоди, дай я запишу. – Ребус достал из кармана ручку и блокнот. – Итак, одного зовут Билли, другого – Джим. Дальше?
– Роланд или Рональд, не помню точно. – Она наблюдала за тем, как он пишет. – И Арнольд.
Ребус резко откинулся на стуле:
– Арнольд?
– Ну да.
– Ты когда-нибудь его видела?
– Нет, не думаю.
– А что о нем говорил Кенни?
Она пожала плечами:
– Им приходилось ежедневно сталкиваться. Мне кажется, он тоже работал на рынке. Иногда они вместе ходили выпить.
Неужели это тот самый Арнольд? Лысый осведомитель Флайта? Каковы шансы, что это именно он? Ходят вместе выпить? Не похоже, что они с Кенни закадычные друзья, особенно если предположить, что это именно тот Арнольд.
– Хорошо, – проговорил Ребус, захлопывая блокнот. – У тебя есть фотография Кенни? Хорошая, четкая, желательно новая?
– Я могу принести. Они у меня дома.
– Ладно, я попрошу кого-нибудь отвезти тебя домой. Отдай им фото, чтобы они привезли его мне. Надо распространить описание его внешности. С этого мы и начнем. А я тем временем попытаюсь что-нибудь выведать, посмотрим, что из этого выйдет.
Она улыбнулась:
– Но, папа, это же не твоя территория, правда?
– Нет, это не моя территория. Но знаешь, иногда случается, если смотришь на что-нибудь слишком долго, то перестаешь замечать, что творится у тебя под носом. И тогда необходим свежий взгляд, способный увидеть, что на самом деле происходит. – Он думал о Флайте, о причине, по которой тот вызвал его в столицу. Он также думал о том, достанет ли у него влияния, чтобы организовать поиски Кенни Уоткиса. Без поддержки Флайта ему наверняка не обойтись. Господи, что за мысли лезут ему в голову? Пропал человек! Это нужно расследовать. Да, но существуют десятки всевозможных способов расследования, и он не решил, какому отдать предпочтение в критической ситуации.
– Ты случайно не знаешь, где сейчас его мотоциклы? В гараже или нет?
– Они все еще там, в гараже. Я пошла проверить, когда начала волноваться.
– А ты не заметила, было ли что-нибудь еще в гараже?
Но она не слушала его:
– Он везде ездит только на мотоцикле. Он терпеть не может автобусы и все такое… Он собирался назвать свой большой мотоцикл в мою… В мою честь.
Саманта снова ударилась в слезы. На этот раз Ребус не останавливал ее, хотя ему было больно видеть, как она плачет. Но всегда лучше выплакаться, чем копить в себе слезы, так, что ли, говорят?
Сэмми громко прочищала нос, как вдруг отворилась дверь. В кабинет заглянул Флайт. Его выразительный взгляд все сказал Ребусу: для собственной дочери мог бы найти место получше.
– Да, Джордж? Ты что-то хотел?
– После того как ты ушел из лаборатории, – Флайт выдержал паузу, давая ему понять, что недоволен тем, что Ребус опять скрылся, ничего не сказав и не оставив никакой записки, – они подкинули мне еще кое-что.
– Я буду свободен буквально через минуту.
Флайт кивнул, но его взгляд был направлен в сторону Саманты.
– Ты в порядке, милая?
Она шмыгнула носом:
– Ага, спасибо.
– Кстати, – лукаво сообщил Флайт, – если хочешь подать жалобу на инспектора Ребуса, подойди к дежурному сержанту.
– А ну, проваливай, Джордж, – отмахнулся Ребус.
Сэмми захихикала, пытаясь одновременно вытереть нос, и в результате зашмыгала еще громче. Ребус подмигнул Флайту, который, сделав все, что мог (и Ребус был благодарен ему за это), повернулся, чтобы уйти.
– Вы ведь не все такие уж плохие? – спросила Саманта, когда Флайт вышел.
– Ты о чем?
– Полицейские. Вы не такие уж плохие, как о вас говорят.
– Сэмми, ты ведь сама дочь полицейского. Не забывай об этом. Мало того, ты – честная дочь полицейского. Так держать, хорошо?
Она снова улыбнулась:
– Ты никакой не старик, пап.
Он тоже улыбнулся, но ничего не ответил. По правде говоря, он просто-таки растаял от ее комплимента; не важно, искренне это было сказано или нет. Важно то, что это сказала Сэмми, его родная Сэмми.
– Ладно, – сказал он наконец, – давай-ка раздобудем для тебя машину. И не волнуйся, котенок, мы найдем твоего ненаглядного.
– Ты опять назвал меня котенком.
– Правда? Обещай, что не скажешь маме.
– Не скажу. Пап?
– Что?
Он повернулся к ней, и она порывисто поцеловала его в щеку.
– Спасибо, – сказала она, – что бы там ни случилось, все равно спасибо.
Флайт сидел в своем маленьком кабинете в Отделе убийств. После тесного чуланчика он показался Ребусу просторным залом.
– Так что там с письмом Оборотня?
– Так что там с исчезновением этого Кенни Уоткиса? – ответил Флайт вопросом на вопрос.
– Расскажи мне свои новости, а потом я расскажу тебе свои.
Флайт взял со стола папку, раскрыл ее, достал два или три листа бумаги с убористым текстом и начал читать:
– Письмо напечатано шрифтом «Гельветика». Весьма необычно для личной переписки, используется преимущественно в газетах и журналах… – Флайт многозначительно посмотрел на Ребуса.
– Репортер? – неуверенно предположил Ребус.
– Сам подумай, сегодня каждый криминальный репортер в Англии знает Лизу Фрейзер в лицо. Что мешает ему выяснить, где она живет?
Ребус молчал.
– Ладно, – вздохнул он наконец, – продолжай.
– «Шрифт „Гельветика“ используется на некоторых моделях электрических пишущих машин; однако чаще всего для печати на принтерах, – Флайт поднял глаза, – об этом свидетельствует плотность шрифта. Шрифт ровный…» – ну и так далее. «Буквы аккуратно выровнены, что свидетельствует о том, что использовался высококачественный компьютер, а также высококачественный принтер, возможно матричный. Однако, – продолжал он, – буква „К“ пропечаталась хуже, чем…»
Флайт сделал паузу, чтобы перевернуть страницу. Ребус слушал его вполуха, да и сам Джордж Флайт читал без явного интереса. Лаборатория всегда предоставляет больше информации, чем это необходимо. Все, что Ребус услышал до сих пор, звучало для него какой-то абракадаброй.
– А это уже интереснее, – сказал Флайт, – «…внутри конверта обнаружены частички какого-то вещества, предположительно краски. Преобладающие цвета: зеленый, желтый, оранжевый. Предполагается, что краска на масляной основе, анализ продолжается».
