неловко. — Она приподнялась на локте. — Кстати, ты не в курсе, кто меня из кабины вытащил? Я потеряла сознание от удара о землю и почти ничего не помню. Знаю только, что, если бы не мои спасители, меня бы уже похоронили. Хочу знать, кому я обязана жизнью.
Я почувствовала, как мои щёки залила краска:
— К тебе весь наш отряд сбежался, и прачки, и ездовые, и наша командир Фролкина. Просто мы с Викой оказались ближе всех к самолёту.
— Так это была ты! — Валя вскинулась мне навстречу, словно хотела обнять. — Ты очень смелая!
— Что ты, я трусиха. Но любой стал бы тебя спасать, самолёт ведь горел.
— Вот именно, что горел! — Валя откинулась на подушки. — Наши «утята» в момент сгорают, особенно если пуля в бензобак попадёт. Не каждый полезет в пекло, а ты смогла! Спасибо тебе!
Я запротестовала:
— Я с Викой была. Она всегда всем на помощь приходит. И меня в отряд привела, когда я не знала, куда податься. Стояла на станции и замерзала.
— Передай Вике спасибо! Я вам так благодарна, так благодарна…
Сердечные слова смущали, и я поспешно перевела разговор в безопасное русло.
— Медсестра сказала, что ты из Москвы?
— Да.
— Я тоже.
— Да что ты! — Валя просияла. — Ты где жила? Я из Замоскворечья. Слышала про улицу Коровий Вал?
— Конечно, слышала, мы туда кино смотреть на трамвае ездили, у вас там шикарный кинотеатр «Великан»! А я с Заставы Ильича. Её многие по старинке называют Рогожской.
— Мы к вам на Яузу купаться бегали. Помню, на берегу стояла чья-то заброшенная баня, и мы с девчонками однажды в ней грозу пережидали. Страху натерпелись! Теперь смешно. Гром гремел, небо всё черное, молнии били, и всё в воду, в воду. — Валя усмехнулась. — Недавно в грозу пришлось лететь, и я не боялась. Когда воюешь, главная цель — выполнить задание, а об опасности вообще не думаешь.
Я кивнула:
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Тебе сильно досталось. Я видела, как за тобой мессеры охотились. Твой самолётик летел такой маленький, а мессеры, как ястребы, и слева, и справа, и сверху… Мы за тебя так переживали! Вика даже заплакала. Фашисты улетели, когда тебе на помощь наши истребители вышли. Но было уже поздно.
— Фрицы любят стаями травить жертву, особенно если перевес на их стороне. Как бандюки в подворотнях. Опытные лётчики рассказывали, что в первые дни войны они не сразу наших сбивали, а сперва глумились, превосходство показывали. Но мы быстро научились сдачи давать и сейчас бьёмся на равных!
Валино лицо разрумянилось, голос окреп. Она протянула мне руку, и я помогла ей сесть на кровати. Прикоснувшись пальцами к забинтованному лбу, Валя доверчиво пожаловалась:
— Голова ещё кружится, но это скоро пройдёт. Я всё равно в полк сбегу, у нас там врач тоже есть. Долечусь среди своих. — Она прислонилась к моему плечу: — Знаешь, я как очнулась, так всё время думаю о том, что произошло. — Она закусила губу. — Скажи, ты веришь в судьбу?
* * *
Я не знала, верила я в судьбу или нет. Что такое судьба? Нечто таинственное, не поддающееся анализу, или обыкновенная жизнь, которая складывается из наших собственных поступков, умных, глупых или опрометчивых, но наших? Ещё бывает общая судьба погибших в одном бою и судьба целой страны, особенно когда на неё нападает враг. Я совершенно запуталась в своих рассуждениях и ответила Вале вопросом на вопрос:
— А ты веришь?
Валя обвела взглядом пространство палаты, остановила глаза на кроне тополя за окном и медленно сказала:
— Наверное, верю. В том смысле, что если что-то суждено, то оно непременно сбудется. — Она облизала губы и попросила: — Дай попить.
Я протянула её кружку с водой, что за отсутствием тумбочек стояла на сиденье стула.
— Тёплая, — сказала Валя, после того как жадно выпила половину. — Мне так хочется холодной воды. И выкупаться в реке хочется, чтоб перевернуться на спину и смотреть на облака снизу, а не сверху. Хотя сверху тоже здорово. Если бы мне кто сказал, что стану лётчицей, я расхохоталась бы тому в лицо. Ну какая я лётчица — ростом не вышла, образование — семилетка, правда, ходила в кружок Осоавиахима[6] и сделала несколько прыжков с парашютом, но это не в счёт. У нас в эскадрилье девушки все красавицы, умницы, образованные! Я рядом с ними — серая мышка.
— Так уж и мышка! Я видела, как ты летаешь! Ты ас! — горячо запротестовала я, потому что в моём представлении любой лётчик, а тем более женщина — существо высшего порядка.
— Ну, тогда летучая мышка, — скептически хмыкнула Валя. — Хотя ты не думай, я не прибедняюсь. После школы я поступила ученицей в пошивочное ателье, хотела стать портнихой, желательно закройщицей. Был там у нас один старый мастер, Лев Давыдович, высочайшей квалификации, так он мне с ходу заявил: крой не твоё, Валентина, ремесло, ты птица иного полёта. Где я, а где птицы! Представляешь? Я тогда на него крепко обиделась, а сейчас сижу в кабине своего «У-2», смотрю на приборы и думаю: «А ведь прав был Давыдыч, ой как прав!» В общем, когда началась война, я сразу рванула в военкомат, а там всё пошло наперекосяк, как лекала у плохого портняжки: я прошусь в школу снайперов, а там в последний момент приём прекращают, хочу пойти санинструктором — не берут по росту. Ворвалась в кабинет военкома, злюсь, кулаком по столу стучу, и представь — бац — проливаю чернильницу. Видела бы ты лицо военкома! Он стал багровым, как свёкла. Вышел из-за стола, взял меня за шиворот и ласково так говорит:
— Я тебя сейчас расстреляю на месте, как диверсантку, по законам военного времени.
Я вся в чернилах, растрёпанная, несчастная, стою и реву белугой, сопли по щекам размазываю, но не сдаюсь:
— Ну и стреляйте, а я всё равно попаду на фронт.
И тут в кабинет заходит мужичок. Пожилой, неуклюжий, лысый, хромой, в потёртом пиджачке. И с ходу спрашивает:
— Что тут у вас происходит?
— Да вот, барышня на фронт рвётся. А куда я её, такую куклу безмозглую, отправлю? Она уже неделю весь военкомат терроризирует.
— Ну-ну, — отвечает мужичок и смотрит на меня: — Ты что умеешь?
А я возьми и бухни:
— С парашютом прыгать.
Тут мужичок оживился:
— В лётную школу пойдёшь?
У меня от неожиданности ноги отнялись.
— Вы ещё спрашиваете!
Так я и оказалась в лётной школе. А мужичок тот оказался не мужичком, а знаменитым полярным лётчиком, полковником авиации.
— Но
