я даже не вздрогнула и не успела проглотить сердце, которое даже не попыталось выскочить из груди.
— Что это, если не завуалированное приглашение к диалогу? — задумчиво поинтересовалась я, глядя на него.
Света здесь было мало, он пробивался разве что в щели между неплотно задернутой драпировкой и камнем, а еще снизу, откуда по каменному полу тянуло не только солнечными лучами, но и холодом. Правда, Люциана тоже можно было назвать светильничком: глаза у него сияли, и магия привычно вплеталась в волосы.
— А без сарказма можно, Лена? — поинтересовался он.
— Без сарказма скучно, — сообщила я.
— Я знаю, что произошло с тобой и Ленор.
Почему я даже не удивлена? Наверное, надо всерьез думать над тем, что я говорю Соне, а то у нее какие-то сомнительные принципы сохранения чужих тайн. Стали. Раньше я такого за ней не замечала.
— Молодец, — сообщила я. — И?
— Мне очень жаль.
— Да мне тоже. — Я потерла ладони друг о друга, согревая их. — Если это все, то я пойду. Ты, кстати, нарочно выбрал место, где нет ни одного водоема или хотя бы окна?
На лице Люциана не дрогнул ни один мускул. Напротив: он смотрел на меня как-то… иначе. Так, как никогда не смотрел раньше, или смотрел, но все равно по-другому. Короче, кэрролловская Алиса меня бы поняла, а вот я себя сейчас не до конца понимала. Почему я еще в этой нише, почему вообще говорю с ним и почему размышляю над тем, как он на меня смотрит.
А может быть, все дело в Ленор?
— Это не все, — хрипло сказал он, перехватывая меня за руку, когда я все-таки сделала шаг назад.
Забытым, совершенно невероятным образом, это прикосновение впилось в руку, как раскаленный браслет. Поэтому я немедленно ее отняла и сложила их на груди.
— Что еще?
— Валентайн Альгор еще не знает, не так ли? О том, что мы переспали.
— Странно, правда, — я хмыкнула и согласно кивнула. — Учитывая, что об этом знаешь ты.
Люциан нахмурился:
— За кого ты меня принимаешь, Лена?
— За шантажиста?!
— Я не виноват, что эта дура Ленор приперлась ко мне!
— Да ты вообще ни в чем не виноват! Тебе же все равно, кого трахать.
— Я думал, что это была ты!
Мы застыли друг напротив друга, как перед каким-то магическим поединком. Золото в его глазах разогрелось еще сильнее, я бы даже сказала, разгорелось, что в случае его драконьей ипостаси было гораздо более верным. На миг, который для меня растянулся во времени, я даже не представляю, сколько минут прошло, пока между нами, как неисправный провод или выбившееся из формулы расчета магическое заклинание, искрило напряжение.
Потом я приподняла брови:
— Неважно. Нет, я не сочла нужным посвятить его в это событие и честно не представляю, каким образом оно касается тебя.
— Оно касается меня, потому что касается тебя.
— Не-а. У тебя просто болезненная страсть ко всему, что ты не можешь получить, Драгон.
— Ты сейчас о чем?
— О том, что я единственная девушка, которая с разбегу не запрыгнула в твою постель, теряя трусы, и тебе это не дает покоя. Поэтому тебе не дает покоя и то, что я говорю Валентайну, что не говорю, когда, зачем и почему. Не говорю, потому что не хочу, чтобы в Даррании стало на одного тэрн-ара меньше.
Он прищурился, шагнул вплотную ко мне, но наткнулся на преграду сложенных на груди рук. Вообще поразительно, как можно использовать сложенные на груди руки, если резко выставить их вперед, острыми локтями упираясь в грудь того, кого не хочешь к себе подпустить.
— В целом это оскорбительно, но вообще…ты за меня волнуешься, Лена?
— Не за тебя, а за Валентайна. Чтобы он тебя не прибил. За это явно будут судить.
Люциан втянул воздух, зрачки вертикалью располосовали радужку, сделав его глаза похожим на золотые провалы, в которые уронили кинжалы. Скулы обозначились резче, да и сам он в один миг стал резким. Хищным. Драконом.
Присутствие такой силы не могло пройти незамеченным, вот и моя суть отозвалась на него болезненно-чувствительной, как от высокой температуры, кожей, и выстроившимися рядами волосков на руках. Хорошо хоть те, что на голове, остались стянутыми в хвост, а не повторили мой изначальный трюк с магией в действии.
— Я отказался от тебя однажды, — с совершенно незнакомыми, взрослыми и рычащими нотками в голосе произнес он. — Потому что был идиотом. Второй раз — потому что посчитал, что ты с ним будешь счастлива. Но теперь, после того, что случилось, я больше никогда от тебя не откажусь. Ты будешь моей Лена. Я сделаю все от меня зависящее для того, чтобы ты стала моей.
Опаньки, оторвало полжопаньки.
Хотя нет, оторвать полжопаньки могло из-за неудачного заклинания, а в данном случае я лишь тяжко вздохнула.
— Люциан, ты с этим безнадежно опоздал, — сообщила я. — Те времена, когда мне хотелось быть твоей, остались в далеком прошлом. Учитывая отягчающее обстоятельство, то есть Ленор Ларо, у меня сейчас в принципе нет желания не то что ни о чем таком говорить, но и в принципе ни о чем таком слышать.
— При чем здесь Ленор Ларо?! — первую часть моей речи он пропустил, как нечто малозначимое. Ту самую, в которой я говорила о временных рамках и запоздалом признании, которое было прямо как по классике Чехова про лошадиную фамилию.
— При том, что пока внутри меня сидит вторая личность, ни о каких отношениях ни с кем и речи идти не может.
— А когда перестанет, сможет?
В этот момент я поняла две важные вещи: первая — я зачем-то продолжаю вести очень откровенные разговоры с Люцианом Драгоном, в случае которого это может быть воспринято как угодно. Как угодно его высочеству, в смысле. Второе — при чем здесь Ленор Ларо, и правда? Какое она имеет отношение к тому, что он только что сказал?
— Пока, — просто сказала я, намереваясь выйти, но он снова мне не позволил. Перехватил за руку:
— Мне все равно, что ты там себе надумала, Лена. Мне важна ты, а не Ленор, и я от своих слов не отказываюсь.
— Ну и носись с ними, как с писаной торбой! — разозлилась я.
— С чем?
—
