Александр Яковлев – состоявшийся агент США. Но последнее его заявление, что он был в КПСС для того, чтобы изнутри развалить наше государство и партию, говорит о многом. Это заявление свидетельствует: он не только “агент влияния”, но и больше. Хотя, конечно, лишь суд может установить полную меру его вины.
Яковлев часто говорит: он счастлив, что нет Советского Союза. Он счастлив, а десятки миллионов людей переживают трагедию размежевания и разрушения.
Думается, Яковлев – тяжелая, мрачная страница в истории нашего государства. В том, что он остался безнаказанным, вина не только Горбачева, но и тех, кто отвечал за правопорядок. Я должен самокритично сказать и о себе. Были весьма серьезные основания для того, чтобы острее поставить вопрос о Яковлеве»[102].
Еще одно высказывание В. А. Крючкова – на сей раз в интервью газете «Завтра», но сделанное в тот же период, с интервалом лишь два месяца.
Вопрос задает корреспондент газеты: «После разгрома ГКЧП в ельцинскую элиту из горбачевской перешли только два человека – член Политбюро Александр Яковлев, который получил в свои руки “Останкино”, и кандидат в члены Политбюро Евгений Примаков, ставший главой внешней разведки. Почему исключение сделано только для них двоих?»
Ответ: «Я считаю, что они к этому шли не одной дорожкой, не одним путем, а разными. Но пришли к тому, что тот и другой оказались в одной системе – в системе ельцинской, в системе антигосударственной. Мне трудно судить о том, что думает сейчас Евгений Максимович Примаков о Яковлеве, личность которого для очень многих абсолютно ясна и не вызывает каких-то сомнений как личность разрушительная, личность предательская, личность, внесшая немалый вклад в дело разрушения нашего строя и государства. Полагаю, что сегодня Примаков не будет гордиться связями и дружбой с Яковлевым».
Мгновенная реакция журналиста на произнесенное: «По вашим сведениям: можно ли причислить Примакова, как и Яковлева, к “агентам влияния” Запада в СССР и России». Ответ Крючкова очень показателен: «Я в прошлом был Председателем КГБ, то есть официальным лицом, и столь деликатного вопроса – вопроса об “агентах влияния” – применительно к отдельным личностям не хотел бы касаться»[103].
Хотел бы в этой связи сделать одну немаловажную ремарку. Это сегодня «агенты влияния» гуляют толпами буквально в каждом закоулке матушки-столицы. Кого только не понапричисляли к презренной когорте легионеров «пятой» и даже «шестой» колонн политики, журналисты, участники непомерно расплодившихся «общественных формирований» самого различного толка, прочие играющие на публику болтуны!
А ведь до известного выступления В. А. Крючкова на закрытом заседании Верховного Совета СССР 17 июня 1991 года сам термин «агентура влияния» употреблялся лишь в узкопрофессиональной среде специалистов разведки и контрразведки. Причем он наличествовал главным образом в оперативном лексиконе у тех из них, кто знал толк в «закордонной» агентуре не по фильмам о Штирлице и о Джеймсе Бонде, а из собственной служебной практики. Вы, например, смогли бы сейчас «навскидку» назвать имя и фамилию хотя бы одного вражеского «агента влияния», разоблаченного именно в этом качестве в СССР в послесталинские времена? Нет? А вот на Западе такие примеры, увы, были озвучены, и иногда небеспочвенно…
Отвлекусь на секунду от мэйнстрима повествования и предостерегу читателя от весьма распространенного среди непрофессионалов заблуждения. Агент – он и в Африке агент, хоть вербовщик, хоть информатор, хоть связник, хоть агент влияния. Контрразведке нужно лишь умудриться зафиксировать и доказательно подтвердить перед следствием и судом факт сотрудничества с иностранной разведкой на агентурной основе.
А если нет документальных доказательств на сей счет, не собрана достаточная масса неопровержимых улик, не закреплены должным образом оперативные сведения – все остальное бла-бла-бла, даже если в основе подозрений имярека в неблаговидной связи со спецслужбами противника (а иногда и партнера и даже союзника) лежат железобетонные сведения, добытые через закордонную агентуру или иным надежным оперативным путем. Сколько реальных подозреваемых в сотрудничестве со спецслужбами разных стран сумели благодаря этому обстоятельству остаться на свободе и избежать наказания в послесталинские времена… Поверьте на слово – достаточное количество. Некоторые даже умудрились спокойно помереть своей смертью в собственной кровати неразоблаченными, хотя оперативные данные на них были у чекистов вполне весомыми и конкретными…
Что является ключевым в термине «агентура влияния» – «агентура» или «влияние»? На мой взгляд – именно «влияние», т. е. способность объекта (точнее – субъекта) оказывать нужное воздействие на что-либо жизненно важное для страны пребывания: на ее политику, экономику, социальную и культурную жизнь, на сферу обороны и безопасности, на состояние и результаты научных исследований, на общественные умонастроения и т. д.
Этим критериям соответствуют далеко не все слои населения страны, более того – на это способна лишь весьма узкая ее часть, обладающая определенными возможностями для оказания эффективного влияния. Во времена СССР это были прежде всего представители верхних эшелонов партийно-советско-комсомольской элиты, плановых органов, научного сообщества, части творческой интеллигенции, а также руководители печатных и электронных СМИ в Центре и на местах.
Я хорошо помню ведомственный приказ, изданный во времена В. М. Чебрикова, который утверждал порядок ведения наружного наблюдения за объектами, попавшими в поле зрения органов контрразведки. В нем прямо запрещалось ведение оперативного наблюдения и документирования действий объекта слежки, если он был работником хотя бы уровня районного комитета партии, а также членом любого выборного органа. На проведение оперативных действий в отношении лиц из номенклатурной категории нужно было обязательно получить согласие в вышестоящем органе.
А сколько было случаев, когда сотрудники «наружки» «садились на хвост» подозреваемому после его контакта с иностранцем, а тот их приводил в дом работников ЦК КПСС или Совмина, где доблестных внутренних разведчиков встречали их коллеги из «девятки» и дружески советовали «мотать отсюда по-хорошему и чем скорее – тем лучше». Как в таких условиях можно было выявить и разоблачить потенциального «агента влияния» иным путем, чем если на него не будет получена «надежная наводка» (верняк!) из-за рубежа?
Во многом именно по этой причине «агенты влияния» в СССР так и остались практически бесплотной тенью, «неуловимым Джо», пресловутой черной кошкой в темной комнате, в лучшем случае – удобной мишенью для «шпионофилов» из числа журналистов и телерепортеров. Ибо в реальности ни на одного фигуранта многочисленных оперативных досье дело так и не было доведено до суда. Так называемые диссиденты и прочая фрондирующая мелкота – не в счет, хотя спецслужбы противника порой работали с ними достаточно плотно. Но ни одного случая разоблачения ответственного, крупного «номенклатурного» работника на союзном или, по крайней мере, хотя бы на республиканском уровне в качестве агента влияния вражеских спецслужб лично я припомнить не могу. Так что Ф. Д. Бобкову и его коллегам
